Порою нестерпимо хочется...

– Зачем нам приводить в порядок лебедку? – поинтересовался Джо. – Все равно мы ее там не сможем использовать.

– Нам надо привести ее в порядок и установить так, чтобы можно было погрузить на машину.

– Может, и так… Но почему мы должны делать это сейчас?

– А почему нет?

– Уже немножко темновато, – приводит Джо один из доводов.

– Можем зажечь фары. Думаю, обойдемся без Энди. Скажу ему, чтобы пошел вздремнуть в машину к Ли, если хочет.

Джо вздыхает, смиряясь с голодом и холодом, и они умолкают, глядя на искромсанный пейзаж.

– Всегда напоминает мне кладбище, – замечает Джо спустя некоторое время. – Знаешь, могилы? Тут лежит такой-то и такой-то. Лжетсуга Тисолистная, год рождения – первый, срублена в девятьсот шестьдесят первом. Здесь лежит Сосна Желтая. Здесь лежит Голубая Ель. – Он снова сокрушенно вздыхает. – Сколько себя помню, всегда думаю именно об этом.

Хэнк кивает без особого энтузиазма, и Джо замечает, что внимание его обращено не столько на вырубленный склон, сколько на машину наверху.

– Ты только взгляни на Энди. – Джо указывает соплом огнетушителя на темную фигуру, застывшую в кабине трактора. – Могу поспорить, он думает о том же самом. Думает: «Как Повержены Великие Мира».

Хэнк кивает еще раз и, к досаде Джо, так и не вступая в разговор, принимается стаскивать с плеч огнетушитель.

– И я думаю… это-то и сводит людей с ума, – очень серьезным тоном высказывает предположение Джо.

– Что именно? Превращение лесов в кладбища?

– Нет. Вид того, «Как Повержены Великие Мира». Никогда не замечал, как люди бросают все дела, что бы они там ни делали – пилили или тащили трос, – поворачиваются и смотрят, когда валится дерево?

– Это просто из чувства самосохранения. Их жизнь зависит от того, насколько они внимательны.

– Да, да, верно. Но они оборачиваются даже тогда, когда дерево падает совершенно на другом склоне. Даже если оно за полмили от них. Даже если человек сидит на абсолютно голом склоне и ему не о чем беспокоиться, он все равно встает посмотреть. Ты разве не встаешь? Я встаю. Даже старый алкаш Джон – когда он с похмелья сам не свой, – стоит кому-нибудь крикнуть «дерево», тут же трезвеет и поворачивается взглянуть. Могу поспорить, крикни кто «голая женщина» – он бы и не шелохнулся.

Хэнк снимает огнетушитель и помогает освободиться Джо Бену. Взяв их за брезентовые лямки, они начинают медленно спускаться вниз по направлению к лебедке. Хэнк выбрасывает вперед свои длинные, похожие на веревки, ноги, напрягающиеся лишь в последний момент, когда он ступает на землю, Джо Бен, делающий два шага там, где Хэнку хватает одного, спускается вприпрыжку, отрывая ноги от земли с такой скоростью, словно она горячая. Он молчит, надеясь, что торжественное зрелище осени вынудит Хэнка заговорить и вернуться к теме лесоповала: она предоставляла Джо богатые возможности для развития своих неповторимых иносказаний. Он ждет, но Хэнк поглощен своими мыслями. И Джо предпринимает еще одну попытку:

– Да, честное слово… кажется, я что-то понял.

– Что понял? – спрашивает Хэнк, которого смешит серьезность тона Джо.

– Почему люди сами не свои до падающих деревьев. Да. Я думаю, это неспроста. В Библии есть такое место: «И праведные расцветут, как пальмовые деревья, и вознесутся, как ливанские кедры». Это в Псалмах, и я знаю, что я это правильно понял, потому что обратил особое внимание, когда об этом говорил Брат Уолкер. Потому что я еще подумал: какого разлюбезного черта кедр сравнивается с пальмой? Кроме того, я что-то не припомню, чтобы вокруг Ливана росли кедры, я уж не говорю о пальмах. Я много думал об этом. Поэтому я так уверен.

Хэнк молча ждет, когда Джо поближе подойдет к сути.