Порою нестерпимо хочется…

— Зачем нам приводить в порядок лебедку? — поинтересовался Джо. — Все равно мы ее там не сможем использовать.

— Нам надо привести ее в порядок и установить так, чтобы можно было погрузить на машину.

— Может, и так… Но почему мы должны делать это сейчас?

— А почему нет?

— Уже немножко темновато, — приводит Джо один из доводов.

— Можем зажечь фары. Думаю, обойдемся без Энди. Скажу ему, чтобы пошел вздремнуть в машину к Ли, если хочет.

Джо вздыхает, смиряясь с голодом и холодом, и они умолкают, глядя на искромсанный пейзаж.

— Всегда напоминает мне кладбище, — замечает Джо спустя некоторое время. — Знаешь, могилы? Тут лежит такой-то и такой-то. Дугласия Тисолистная, год рождения — первый, срублена в девятьсот шестьдесят первом. Здесь лежит Сосна Желтая. Здесь лежит Голубая Ель. — Он снова сокрушенно вздыхает. — Сколько себя помню, всегда думаю именно об этом.

Хэнк кивает без особого энтузиазма, и Джо замечает, что внимание его обращено не столько на вырубленный склон, сколько на машину наверху.

— Ты только взгляни на Энди. — Джо указывает соплом огнетушителя на темную фигуру, застывшую в кабине трактора. — Могу поспорить, он думает о том же самом. Думает: «Как Повержены Великие Мира».

Хэнк кивает еще раз и, к досаде Джо, так и не вступая в разговор, принимается стаскивать с плеч огнетушитель.

— И я думаю… это-то и сводит людей с ума, — очень серьезным тоном высказывает предположение Джо.

— Что именно? Превращение лесов в кладбища?

— Нет. Вид того, «Как Повержены Великие Мира». Никогда не замечал, как люди бросают все дела, что бы они там ни делали — пилили или тащили трос, — поворачиваются и смотрят, когда валится дерево?

— Это просто из чувства самосохранения. Их жизнь зависит от того, насколько они внимательны.

— Да, да, верно. Но они оборачиваются даже тогда, когда дерево падает совершенно на другом склоне. Даже если оно за полмили от них. Даже если человек сидит на абсолютно голом склоне и ему не о чем беспокоиться, он все равно встает посмотреть. Ты разве не встаешь? Я встаю. Даже старый алкаш Джон — когда он с похмелья сам не свой, — стоит кому-нибудь крикнуть «дерево», тут же трезвеет и поворачивается взглянуть. Могу поспорить, крикни кто «голая женщина» — он бы и не шелохнулся.

Хэнк снимает огнетушитель и помогает освободиться Джо Бену. Взяв их за брезентовые лямки, они начинают медленно спускаться вниз по направлению к лебедке. Хэнк выбрасывает вперед свои длинные, похожие на веревки, ноги, напрягающиеся лишь в последний момент, когда он ступает на землю, Джо Бен, делающий два шага там, где Хэнку хватает одного, спускается вприпрыжку, отрывая ноги от земли с такой скоростью, словно она горячая. Он молчит, надеясь, что торжественное зрелище осени вынудит Хэнка заговорить и вернуться к теме лесоповала: она предоставляла Джо богатые возможности для развития своих неповторимых иносказаний. Он ждет, но Хэнк поглощен своими мыслями. И Джо предпринимает еще одну попытку:

— Да, честное слово… кажется, я что-то понял.

— Что понял? — спрашивает Хэнк, которого смешит серьезность тона Джо.

— Почему люди сами не свои до падающих деревьев. Да. Я думаю, это неспроста. В Библии есть такое место: «И праведные расцветут, как пальмовые деревья, и вознесутся, как ливанские кедры». Это в Псалмах, и я знаю, что я это правильно понял, потому что обратил особое внимание, когда об этом говорил Брат Уолкер. Потому что я еще подумал: какого разлюбезного черта кедр сравнивается с пальмой? Кроме того, я что-то не припомню, чтобы вокруг Ливана росли кедры, я уж не говорю о пальмах. Я много думал об этом. Поэтому я так уверен.

Хэнк молча ждет, когда Джо поближе подойдет к сути.