Порок

Мы вошли под купол круглого здания, на стенах которого скользили изображавшие город китайские тени. В центре на платформе высилась огромная черная машина, похожая на недвижимого двухголового робота; впрочем, согнутые рукоятки предвещали, что скоро он задвигается. Я спросил у управляющего, как ему удалось заполучить такую машину, и он ответил, что получил ее от немецких инженеров фирмы «Цейс», уступивших ее в 1937 году взамен на согласие разводить пум. Он занял место за пультом управления (это был мужчина с бритой головой и маленькими круглыми очками, которого я видел исключительно в белом халате), но у меня не было времени уследить за рычагами и рукоятками, поскольку стало уже темно и затылки сопровождавших нас детей коснулись подголовников кресел. Послышалась музыка: я узнал увертюру «Тангейзера»; ночь становилась все темнее, и постепенно на небесном своде начали появляться звезды. Я слышал движок машины, как вращаются механизмы, пытался различить их перемещения: два черных полюса, пробитых мириадой звездных мерцаний. Внезапно мы очутились посреди темной ночи, и дети, перешептываясь, боялись, что летучие мыши вот-вот коснутся голов.

Наконец послышался напряженный голос управляющего. Он пустился в столь же научное, сколь и экстравагантное изложение общедоступной астрономии, демонстрируя потрясающий словарный запас, коим я старался овладеть. Пуская светящийся луч, он указывал звезды и планеты, маленькая зеленая стрелка, подобно блуждающему огоньку, порхала меж галактиками и туманностями, созвездиями и плеядами, различала неясные тела, скопления сфер, двойные звезды и чертила среди лабиринта трех тысяч звезд воображаемые линии, обозначая разные геометрические фигуры, буквы и символы. Мы видели головы зверей, мы раскрыли тайну «Близнецов». Управляющий извинился: луна поломалась.

Внезапно он будто потерял контроль над машиной: она была перегружена, небо завертелось вокруг нас с головокружительной скоростью, друг за другом неслись дни и ночи, летели, исчезая, гонимые падающими звездами времена года, равноденствия, затмения, пыль, по волокнистым туманностям бежали потоки газа, пылевые скопления раздувались и вспыхивали, виднелись грозные светила, и полярные сияния со звездами охватила дрожь, они лопались, валились прямона нас. Дети вопили. Гудящая машина продолжала трястись, и мы слышали, как колесики платформы стукаются о защитные ограждения. Ученый, чьи ошибочные действия нарушили ход вселенной, пытался нас успокоить: «Не бойтесь, — кричал он, — то, что отображается на плоском небесном своде перед нашими глазами — лишь видимость тех объектов, чей свет шел до нас порой миллионы лет, они давно уже сдвинулись с прежних мест!» Я спрашивал себя, не является ли укрывший нас свод на самом деле черепным сводом, а это представление — следствием эмболии, внезапного возникновения в одном из полушарий кровяного сгустка или вызванного каким-либо галлюциногеном психоза.

Мы вышли из планетария. Дабы сгладить впечатление от допущенной им оплошности, управляющий пригласил нас на демонстрацию статического электричества. Он попросил двоих детей с длинными шелковистыми волосами раздеться. Потом пустил их в зарешеченную клеть, сказав, чтобы они встали на металлический пол босиком. Там вокруг детей принялась летать молния, меж двух полюсов слышался треск, засверкали проносившиеся по трубам заряды, из-за которых длинные волосы поднялись торчком. Наконец, он дал обоим небольшие ножи, дети должны были направить их друг на друга. И долго еще мальчики обменивались электрическими потоками то положительного, то отрицательного заряда.

Дворец Миражей

Дворец миражей — это октаэдр с зеркальными стенами, похожий на ящик, тамбур с вращающимися колоннами, где в зеркалах до бесконечности множатся позолота и люстры, своды и аркады, большие пустынные коридоры индусского храма, в котором хрустальные змеи в волнах света бросаются на темные запыленные фигуры таитянок и демонов, а с четырех сторон несущих опор храма симметрично стоят восковые статуи, повторяющиеся в каждой грани октаэдра. Дворец миражей — это аттракцион, куда в среду во второй половине дня[4] приводят детей: они имеют право подняться на горку в самом центре зеркального пространства, они проворно вскарабкиваются туда и встают на цыпочки, чтобы оказаться еще чуть ближе к небу, звездам и этому крапчатому пыльному пологу, который вот-вот обвалится им на голову, словно купол бродячего цирка, тихо прошелестев в темной ночи щипков, перешептываний и криков. Взрослые стоят кружком на расстоянии друг от друга вдоль зеркальных стен, облокотившись на изогнутые деревянные перила, словно на брус танцовщиков. Однако, двери, также зеркальные, затворились, и муж, опасаясь, что страдающая клаустрофобией жена повалится в обморок, стоит настороже возле привратника у самого выхода, он нежно сжимает ее руку, но женщина не выказывает и тени тревоги, только восторг.