Порок сердца

Закончив разговор, он посмотрел на вопросительно глядящего на него Григория, затем медленно достал платок и вытер пот со лба. Только после этого он сделал попытку объясниться:

— Гриша, теперь я и правда верю, что у нас все получится. Виктор — Женин брат — хирург, он учился в Сорбонне. Вообще-то он не совсем он, скорее, она, но сейчас нам это не важно, лишь бы помог!

Гриша, посмотрев на попа как на душевнобольного, все-таки спросил:

— А наш танцор, значит, свалил в Москву от греха подальше?

— Да. Но я обещаю тебе, что все улажу с ребенком. Она же еще нигде не зарегистрирована. Ты знаешь мои связи — Аня будет с тобой.

— Я попытаюсь пересадить Катино сердце Лене. Но шансов на успех у нас нет. Это полное безумие. Ну ладно, я пошел готовить операционную. — Дроздецкий, не очень уверенно держась на ногах, вышел.

Отец Пантелеймон остался один. Немного постояв в раздумье, он опустился на колени и начал молиться.

Прошло не так много времени, как в приемную зашел Виктор — высокий молодой человек немного хрупкого телосложения, щеголеватого вида, в дубленке, с повязанным на шее платком.

— Что случилось, пастор? — пришедший без церемоний взялся за дело. — Только коротко и ясно, без всякой церковной ахинеи.

— Подонок Павлов проломил Лене голову, но это не главное. Ее больное сердце вот-вот откажет, — объяснил священник. — Она умирает. Спасти ее может только сердце донора…

Виктор, не дослушав до конца, торопливо перебил отца Пантелеймона:

— Ребенок! Что с ним?

— Ребенок жив. Искусственные роды — нормальная девочка.

— Отличные новости, падре. Да, денек выдался на славу. Что вам нужно от меня? — Виктор с интересом посмотрел на священника и деловито потер руки. — Вскрыть Ленин труп?

— Господи спаси! — Отец Пантелеймон быстро перекрестился. — Виктор! Что вы несете? Мы с Григорием решились на операцию, вы нужны нам, как воздух. Без вас не справимся.

— Бред какой-то. Вы что, обкурились, святой отец, какая пересадка здесь и сейчас? У вас крыша съехала от горя. Я час назад закончил пришивать член брату, который отмахнула бритвой ваша Лена. Так что я Павлова не осуждаю. Езжайте домой, к семье, вы — поп, а не хирург, и потом, что вы собираетесь ей пересаживать? Сердце свиньи?

В дверь приемного покоя заглянула Валя. Увидев священника с посторонним мужчиной, тут же исчезла.

— Виктор! Прекратите нести этот грязный вздор! Опомнитесь, я вашу бабушку отпевал!

— Вот и Лену отпоёте.

— У вас нет сердца, Виктор!

— У меня-то есть, а вот у вас — вряд ли. Что вы будете пересаживать?

— Сердце Кати Петровой.

Виктор присвистнул и, подняв одну бровь, спросил:

— Вы, что ли, Катю грохнули, чтобы Лену спасти? Это не город, а цирк маньяков! Поп-убийца, выбирайте, куда мне звонить в милицию или в дурку?

— Ох, Виктор, не гневите Бога и меня, я страшен в гневе. Катю сбила машина за час до убийства Лены. Я сам ее привез.

— Странное совпадение. Она тоже была беременна. Тоже спасли ребенка?

— Две недели назад родила. И тоже девочку.

— Как интересно… Я так понимаю, что обе они — мои племянницы, да и покойницы, кстати, были сестрами.

— Как не стыдно, — священник снова перекрестился, — они же еще обе живы. Отбросьте свой цинизм — помогите нам! Я не сумасшедший, знаю, что шансов почти нет, но у Григория — золотые руки. Его Москва зазывает, и в вас я тоже верю — у вас ведь вся семья — таланты!

— Ну да, мама поет, Женя танцует, а я члены пришиваю и сердца пересаживаю. О! А вот и золотые руки!

Вошел Григорий, хмуро, без приветствия, посмотрел на Виктора, протянул отцу Пантелеймону халат и тихо произнес:

— Операционная готова, Валя все сделала. Наденьте это, отец Пантелеймон.

— Черт! — Виктор снова присвистнул, — Вы и правда собираетесь это сделать, крейзи?

— Они так похожи, — Григорий говорил ни к кому не обращаясь, как будто сам с собой, — даже головы пробиты почти в одних и тех же местах. Я сделаю это назло всему свету.

— Фу! Да он же пьян! От него несет, падре!

Григорий вытянул перед собой абсолютно не трясущиеся руки:

— Я не пьян, это анестезия. Мне сейчас придется вскрыть грудную клетку любимой и забрать ее сердце.

— А я вот изрядно выпил коньяку. Да, крутые вы ребята. Пожалуй, я составлю вам компанию.

— Господи, слава Тебе! Виктор, я знал, что вы добрый человек, вы делаете богоугодное дело, и знайте — вам это зачтется.

— Ой-ой-ой… Вот этого не надо, я не верю в Бога и не хочу слушать эту ересь, я верю в удачу. Если наша безумная затея прокатит, я хочу, чтоб вы помогли мне удочерить ребенка Лены. Или попросту отдали его мне.

Неожиданное желание Виктора застало отца Пантелеймона и Григория врасплох, они замерли и в один голос воскликнули:

— Что?!

— Да! Таков мой гонорар за участие в операции века, а также за молчание. Я, ребята, простите за грубость, держу вас сейчас за яйца, так что решайте! Я известный, богатый хирург-пластик, и все у меня есть, кроме детей, не может их у меня быть — ваш Бог не дал, а братцу моему — сверх меры дал. Короче, не хочу, чтобы родная кровь попала в чужие руки. Готов любить и пестовать племянницу как родную дочь.