Порох и соль

Лисс кивнула. Да, так правильно. Если им суждено проиграть, лучше умереть от клинка из северного железа, чем опять надеть южное. А уж морская ведьма и морская альва-ши поняли друг друга с одного слова. И взгляда мар-витт на резную рукоять кинжала старпома.

Хорне подошел к трапу на палубу. Флейкк подкидывало, море ярилось. Им же лучше. Ойялла хорошие моряки, и их «эмары» корабли что надо, да… Только вот в шторм южане воевать не любили. А северянам было просто не привыкать. Хорошо, ойялла этого не понимают, иначе отстали бы, не рвались догнать прыгавший по сине-зеленым горбам наглый флейкк.

– Э-э-э, парни! – Нога не слушается? Зато голос не подводит. – Нас хотят поиметь, обокрасть и выпотрошить, бросив на поживу акулам. Они идут по наши души и кошельки! Вон они!

«Эмар» светлел и золотился по левому борту. Пока не дистанция для «скорпионов», но скоро воздух начнет визжать, как побитая портовая шлюха.

– Эй, северные псы, это нас ходят подрать смуглые ублюдки! Что скажете, парни, что скажете?! Я думаю… Думаю, блоддеров хрен каждой усатой южной девке с яйцами, да по самые кишки! Так, псы?!

Волны били о планширь, разлетались едкими солеными каплями. Пока лишь эта соль на губах. На переломанных носах. На кирпично-обветренных лицах, с морщинами и шрамами, на старых и молодых лицах со светлыми северными глазами… Пока это лишь соль моря. Его псы, верящие капитану, смотрели на мостик. Голодными злыми глазами взъерошенных перед боем волкодавов. Их мало? Кто такое сказал?

– Ху!

Не трожь северного пса без нужды.

– Ху-у!!

Не трожь, ведь клыки у пса из стали. Твердой и острой.

– Ху-у-у!!!

Хайнрих Хорне оскалился, харкнул себе под ноги, впечатав плевок каблуком.

– Стоять по местам! Ждать! Парни, наши предки смотрят на нас!

Мар-витт, стоявшая за спиной, охнула. Да, чертова ведьма, «Марион» плоть от плоти прошлых кораблей семьи Хорне. Пусть они умерли, пусть волны разбили их, выбросив на берег остатки! Их спины и их ребра есть здесь, как и души умерших северян. О, да, ведьма, ты же видишь, видишь всех, проливающих кровь на старое дерево, тут и там сплетенное с молодым корпусом и палубой. Наши предки с нами, ведь душа есть даже у кораблей. Хорне обернулся к ней, уставился серыми глазами в ее агаты.

– Ты хочешь вернуться домой, мар-витт? Помоги нам. Морским королем клянусь, мы тебя не выдадим! Но и ты помоги.

Лисс оскалилась, ударом рапиры отсекая горлышко бутыли в руке. Красная кровь лозы побежала по соломенной оплетке. Мар-ши захохотала, сбегая по трапу. Передала бутылку кому-то из ребят. Роди, бросив в ножны на поясе обе абордажки, перехватил, махом осушил, швырнул за борт. Скрипела кожа, звенела сталь, ругань сыпалась похлеще водопадов из-за бортов.

– Я помогу. – Мар-витт Элейн скинула плащ, оставшись в кожаных полосах юбки. Ведьминой юбки, единственной одежды, признаваемой мар-витт для своего чародейства. Волна хлестнула холодной прозрачной плетью, побежала по шее к груди, к острым темным кончикам каждой. Ведьма рванула запястье зубами. Размашисто окропила палубу кровью, пахнущей медью и медом.

«Марион» почти незаметно вздрогнул. Палуба еле слышно взвизгнула, сжимая доски. Скрипнули борта, чуть вогнувшись внутрь. Мар-витт половинила себя, сливаясь с кораблем и даря тому часть собственной жизни, роднилась, связывая воедино свою судьбу и просмоленные доски.

– Там отмель! – она кивнула вправо. – Сейчас на нее не сесть!

Хорне довольно осклабился. Отмель? Хорошо. Его дед пару раз делал сумасшедшие штуки, но возвращался домой. На третьей его новое судно пошло ко дну вместе со шкипером, но дед тогда выкарабкался и снова сделал «Марион» своим главным кораблем.

– Где?

Мар-витт показала еще раз. Положила руку на плечо Хорне, и он… Он увидел.

Матово сияющее пятно, в полутора кабельтовых, напротив острого шпиля скалы какого-то островка.

– Баклберри, право руля! Еще! Еще! Так держать! Рорк!

Громада скрипнула трапом, выросла рядом. Отец его был с Нордиге, черноволосый варвар-горец, осевший в Стреендаме. Сын шел по его следу, тому, что не оказался залит выпивкой. Синяя глина из горшка, постоянно таскаемого в мешке, засыхала на пол-лица и половину груди. А в каждой лапище Рорк сжимал по тяжелому топору.

– Сторожи ее. Дойдет до абордажа – умри, но сохрани.

Рорк выдохнул пар, довольно оскалившись.

– На сколько тебя хватит? – Хорне посмотрел на ведьму, сидящую на коленях, вцепившуюся в доски. Кровь медленно и ровно бежала по змеями татуировки, мешалась с водой, въедалась в палубу. Пока мар-витт слита с кораблем, «Марион» сильнее самой стихии.

Она мотнула головой, закусив губу. Смуглость отступала, становилась пеплом, но пока только на плечах. Скоро бледной станет грудь, живот, бедра. Когда лицо станет творогом, мар-витт провалится в черноту долгого сна. Или умрет.

– Сможешь удержать якорь и цепь, когда скажу?

Агаты глаз блеснули алмазной крошкой. Морское колдовство не просит слов и жестов. Оно молча жрет изнутри болью и высасывает силы. Море жестоко, но справедливо – дает и забирает одновременно.