— Извини, — сказал отец. Он поднялся, диван под ним раскатисто скрипнул. — В другой раз. Пойду-ка пройдусь, подышу свежим воздухом.
— А как же?.. — Но дядя Патрик аккуратно положил ладонь на плечо Гиппелю и кивнул, пусть, мол.
Воспользовавшись заминкой, Марта тоже встала:
— И я пойду, мне уроки…
— Уроки — это правильно, — пробасил дядя Патрик. — Одобряю! Всегда тебя ставлю своим обормотам в пример: смотрите, говорю, вон как вкалывает, а вы только и знаете, что перед компом задницы просиживать да на киношку деньги клянчить.
Марта вежливо покивала и сбежала в ванну, помыть руки.
Ну ладно, вообще-то не только за этим. Просто ей было интересно, что так долго можно делать на кухне.
— …да, хорошо, — говорила Элиза отцу. — И хлеба купи, раз уж всё равно выходишь.
А когда закрылась дверь, добавила, совсем другим тоном:
— Вот так оно и было. Все последние годы. Понимаешь?
Тётя Мадлен промолчала — видимо, просто кивнула.
— Когда я выходила за него замуж… Господи, он же был совсем другим! Ты ведь помнишь… Что с ним случилось? Что с ним случилось, Мадлен, а?
— Ты это не застала, — тихо произнесла тётя. — Это после гор. Наверное, не стоит мне так говорить, но… но это правда. Гиппель ведь тоже изменился. Знаешь, когда-то давно, в прошлой жизни… ну, я ведь готова была выйти за Элоиза.
Марта стояла, вода текла, из крана текла и по лицу тоже.
Это всё было неожиданно. Как будто предательство родного человека.
Нет, подумала она, не как будто, это и есть предательство. Но почему? Почему тётя такое говорит?
— …все соки из меня выпил. Не ругался, не скандалил. Просто молчал. Чуть что не так — ходил и молчал, понимаешь? И вот теперь ещё это.
— Ну, ничего. Что мы можем? Надо как-то пережить, Элиза. У других вон… хуже, намного хуже.
Мачеха рассмеялась сухим смехом, сняла с плиты чайник.
— Тебе с сахаром? «Хуже»… Я не знаю, как у других, Мадлен. Если честно, на других мне плевать. А я ведь надеялась, представляешь. Думала, он вернётся другим. Клин клином, как говорится.
Она снова лязгнула чайником, помолчала.
— Ладно, — сказала тётя, — что есть — то есть. Мой тоже, знаешь, не подарок. Давай разбираться: что они тебе сказали? С какими там документами проблемы, чем аргументируют?
Марта вытерла лицо, закрутила краны и вышла из ванной, даже не глянув в сторону кухни.
— Ну хорошо, — закинув руку на спинку стула, возражал дядя Патрик, — а вот, допустим, мы закроем на это глаза. Допустим, махнём: живите как хотите, не наше дело. Так? Так да не так! Поскольку, в конечном счёте, всё в мире взаимосвязано, и если мы вспомним историю — да вот взять хотя бы тех же драконов!..
Гиппель уже пересел на диван; с рассеянной улыбкой, царапая ногтем какое-то пятнышко на покрывале, где спинка, он слушал и невпопад поддакивал.
Марту эти двое даже не заметили — к её величайшему облегчению. Вряд ли они обратили бы внимание на покрасневшие глаза, но могли ведь начать обычные расспросы — про школу, про кем мечтаешь стать.
А она сейчас мечтала стать настоящей ведьмой. Такой, чтобы превращала в жаб и уховёрток одним только взглядом.
Захлопнув дверь, Марта присела на кровати и крепко впилась пальцами в матрас. Её трясло, от ярости и бессилия, и от страха перед чем-то, чему она сама ещё не могла найти названия. Она смотрела на постер с Джимом «Пернатым Псом», висевший на двери, на несколько детских рисунков, подаренных ей воспитанниками Инкубатора, на паззл в рамке: принцесса Мельюсина принимает клятву верности у вассалов, репродукция древней фрески. Вся комната казалась ей сейчас чужой, не комната — музей. Облупившаяся фреска, анахронизм, паззл из прошлой жизни.
Из жизни, в которую ей никогда, никогда не вернуться.
Она упала навзничь и закрыла глаза, заставила себя расслабиться, дышать носом. Думать о чём-нибудь, блин, хорошем. О чём-нибудь, чтоб вы все сдохли, позитивном. Светлом, ага. Добром.
И тут прямо у неё над ухом мобильный врубил на полную «Марш негодяев»: «Эй, красотка, мир будет нашим, всё будет так, как мы скажем!..»
— Чистюля?
— Марта, привет! Ты там одна?
— Слушай, извини, я забыла. Да и не вышло бы сегодня: у нас тут гости и всё такое. Тебе совсем срочно их перемолоть?
— Чего? — удивился Чистюля. — А, ты про кости! Да нет, это ладно, день-другой подождёт.
— Вот и класс. Ну так а звонишь тогда зачем?
— Насчёт костей.
— Стоп. У кого-то из нас проблемы с памятью. Ты мне сейчас что…
Чистюля шумно вздохнул:
— Дай сказать, а? В общем, так: ты когда в последний раз виделась с Губатым Марком?
— Когда виделась — не помню. Говорила — часа полтора назад. А тебе-то он зачем сдался? Или решил ему сплавить свою долю?
Чистюля засмеялся нервным смехом:
— Да уж слава богу, что нет. Его взяли.
Марта встала, подошла к двери и прислушалась. В комнате было тихо, голоса — все четыре — долетали из кухни.
— Что значит «взяли», в каком смысле?
— Я пока сам толком не знаю. Выложили ролик, кто-то случайно рядом оказался, когда егеря выводили его из «барсука». Уже с наручниками. В комментах пишут, что обвиняют в незаконной добыче и перепродаже драконьих костей.
— …
— Эй, чего молчишь?