Пороховой погреб Европы

В свою очередь, Турция, стремясь сохранить свои европейские владения, вела целенаправленную политику по разжиганию межнациональной розни на Балканах и натравливанию одних народов на другие. Пытаясь опереться на лидеров балканских народов и этнических групп, исповедовавших ислам босняков, албанцев, помаков и других, турецкие правящие круги в конце 1860-х годов рассматривали планы создания моноэтнического албанского округа (вилайета) с центром в Призрене (Косово). По мысли турецких правящих кругов, албанцы, большинство из которых исповедовало ислам, должны были стать противовесом освободительным устремлениям балканских славян.

Поставленная после поражения в Крымской войне в жесткие рамки Парижского мирного договора Россия проводила свою внешнюю политику умеренно и осторожно. На Балканах русская дипломатия поставила задачу прежде всего способствовать культурному развитию балканских народов, обеспечить себе моральный авторитет на Балканах и не допускать вовлечения России в опасные для нее конфликты, которые могли привести к созданию новой антирусской коалиции западных государств.

Политика России на Балканах имела стратегической целью предупреждение или ограничение любых конфликтов, которые могли возникнуть между жившими под властью турок балканскими народами, так как все без исключения эти народы являлись потенциальными союзниками России. Ей было гораздо выгоднее эволюционное развитие событий на Балканах, когда положение дружественных народов улучшалось бы путем реформ в Турецкой империи, и русское правительство прилагало большие усилия в этом направлении. Эта последовательно проводившаяся политика, отличавшаяся гибкостью и реализмом, способствовала росту авторитета России на Балканах, в которой балканские народы видели покровителя и арбитра.

Иначе смотрели на будущее Балкан сербские правящие круги. «Нам… ясно и несомненно представляется величавая картина того, как могущественная и великая Россия соберет около себя своих… младших сестер, обнимет и окружит своей крепкой защитой и сильным мечом, — писал лидер сербских радикалов Никола Пашич. — Мы не скрываем, что нам хотелось бы увидеть Сербию в этой будущей величавой картине стоящей сразу после России». Иными словами, Сербия претендовала на второе место после России в славянском мире. С чего бы вдруг Белграду понадобилось ранжировать славянские народы? И как это желание должны воспринимать другие славянские народы Балкан? Как это соотносится с принципом равноправия народов? Насколько такое ранжирование способствует славянскому единству? Вопросов много, и ответов на них нет до сих пор.

Отчасти на эти вопросы ответил сам Никола Пашич: «Мало есть людей, которые твердо уверены в том, что спасение славянских племен лежит в братском согласии и сообществе этих племен. И это наше большое несчастье. Но еще большим несчастьем для славянского сообщества является то, что каждое племя не может получить свое, что у одного из них забирают его же и передают другому». Эти слова ясно показывают, что на первом месте для Пашича всегда были интересы его собственного «племени», естественно, в том виде, как он их понимал.[12] Но раз интересы собственного «племени» стоят выше общеславянских, то получается, что ради собственных интересов возможно предательство интересов общеславянских. И как при этом можно всерьез претендовать на второе место в славянском мире? Или все же никаких общеславянских интересов нет, и тогда каждый волен выбирать себе союзников сам? Но тогда грош цена мессианским претензиям Сербии на особую роль в славянском мире.

Впрочем, эти претензии никто никогда всерьез не принимал, за исключением небольшой группы профессиональных кликуш. А что касается славянского единства, то его принципы хорошо сформулировал сербский патриот Живоин Жуевич еще в 1867 году:

«Я не верю в возможность осуществления панславизма в смысле московских славянофилов, но что панславизм в смысле сознательного морального единства, покуда ни одному славянскому народу не грозит никакая внешняя опасность, и в смысле политического единства под условием предводительства России, в минуту опасности, хотя малейшему славянскому народу, что, говорю, такой панславизм возможен и крайне нужен для всех славян одинаково, и не только славян, но и для человечества вообще, в этом вряд ли возможно основательное сомнение»[13].[14]