Пороки

Этот сукин сын специально к ней подбирается, чтобы уничтожить! Хочет начать сначала с дочери, а потом добраться до меня! Он снова соврал. Снова обманул. Обещал, что и пальцем не тронет ни меня, ни Аманду. Что мы все время будем рядом с ним, что… что…

Ублюдок! Я не позволю навредить моей дочери. Собираюсь тут же выйти из своего убежища, показать, что я все слышала, направить пистолет на убийцу, однако следующие слова выбивают меня из колеи.

– Она мать моей дочери. Пусть попрощается, затем прикончу.

Что…

Сейчас или никогда.

– Сволочь! – выкрикиваю громко, что есть мочи, и направляю на него пистолет. Злость окутывает меня, перед глазами возникает красная пелена ярости, я готова разорвать глотку этому ублюдку.

Как в фильме, Себастьян медленно оборачивается, жмет красную трубку на экране последней модели айфона и смотрит на меня. Не напряженно, не испуганно. Спокойно, будто мы погоду обсуждаем, а его жизнь не зависит от единственного выстрела.

– И что ты собралась делать? В голову пулю всадишь?

– Всажу! – Я нащупываю предохранитель, но не жму. Нас в средней школе учили стрелять по мишеням, и тут как-нибудь справлюсь.

– Опусти пистолет.

– Ты соврал мне! Сказал, что не станешь убивать! Ты соврал!

Его образ размывается потоками соленой жидкости. Я знала, что он так поступит. Знала, но все равно до конца не верила. Решил избавиться от нас? Не позволю! Ни за что на свете он не тронет нас!

Рука дрожит, но я все равно целюсь. Прямо в голову. Чтобы раз и навсегда. Чтобы не было возможности выкрутиться. Чтобы сдох сразу же. Я должна это сделать. Должна отомстить за родителей, за Адама, за предательство и ложь. За годы мучений, за месяц наслаждения. Должна.

Будь смелее, Элли. Он гад. Подонок. Заманил тебя сюда и готов был пристрелить. Если бы ты не нашла оружие, то уже стала бы трупом. Давай.

– Ты же хочешь отомстить за смерть близких. Чего ждешь?

Почему предохранитель не снимается? В чем проблема? Его нужно убить раньше, чем он тронет меня. Либо он меня, либо я его. Другого варианта не дано.

Себастьян смотрит прямо на меня. Не в дуло, не куда-то в сторону, а именно мне в глаза. Не отводит взгляда. Пытается пробраться глубже, за барьер из поглощающей ярости. Не дождешься. Убью тебя, гад! Убью! Как только тело перестанет бить дрожь, как только сниму предохранитель. Почему эта гадкая кнопка не нажимается?

– Не подходи! – кричу во всю глотку, когда мужчина медленно надвигается на меня. Делает шаг. Второй. Третий. Не отрывая глаз. Гипнотизируя.

Руки дрожат сильнее, хватаю воздух глотками. Отхожу назад такими же широкими шагами. Натыкаюсь спиной на холодную стену. Отступать некуда. Он близко.

– Стреляй.

Дуло касается его груди, упирается прямо в сердце. Тук-тук. Слышу удары через холодный металл. Указательный палец лежит на предохранителе, но никак не может нажать на него. Сколько бы ни пыталась, не получается. Слишком сильно бьет дрожь.

Себастьян быстро сжимает мое запястье. До боли. Чтобы разомкнулись пальцы. Он отнимает пистолет и выбрасывает его в море.

– Выстрелила?

Молчу. Дрожу. От его близости. От накаленных нервов. От аромата мяты, смешанного с древесным. От страха. Но делаю вид, что все в порядке. Что ничего только что не произошло. Словно я не пытались только что убить человека.

Убить отца моей дочери.

Того, кто обещал прикончить меня.

Он рядом. Слишком близко. Дышит так же быстро, как и я. Касается грудью моей груди. Смотрит своей поглощающей чернотой. Глаза в глаза. Не отводит. И я не отвожу. Не осмеливаюсь, вопреки кому в горле, готовому выйти наружу в любой момент.

– Я никогда тебе не врал.

Себастьян резко прижимает мое дрожащее тело к себе и впечатывается губами в мои. Фиксирует затылок широкой ладонью, как делал раньше, не дает пути к отступлению. Но я и не пытаюсь отойти от него. Некуда. Бесполезно.

С каждым движением губ он забирает мою ярость себе. Злость, ощущение несправедливости, жажду мести. Будто его губы – лекарство от всех отрицательных эмоций, от всех проблем, даже если эта самая проблема сейчас кусает мои губы. Потому что сама хочу. Тянусь к нему. К его телу, к его гладкой коже.

Сбрасываем друг с друга одежду. Нетерпеливо. Он рвет платье по шву, выдергивает тонкие лямки, стягивает его вниз, к талии. Лифчик тоже страдает: его бретельки вылетают из петелек, крючки ломаются.

Я в ответ дергаю полы его летней рубашки, пуговицы падают в разные стороны с характерным звоном. Его тело в свободном доступе. Горячее, твердое. Мне так необходимо до него добраться. До кожи. До крепких мышц. До груди, где колотится сердце. А оно колотится. Убеждаюсь в этом, когда касаюсь правой ладонью загорелой кожи. Сжимаю. Царапаю. Чувствую небольшую впадину, которой раньше не было. Плевать. Не до нее сейчас.

Целуемся. Кусаемся. Впитываемся друг в друга. Его губы скользят ниже. Оставляют отметины на моей шее, на руках, на груди. Вбирают в себя одну вершинку. Резко. Жестко. До боли. До криков. Как животное. Завтра в отражении увижу синяки, возможно, даже раны, оставшиеся от нашей страсти. Но это потом.

– Твою ж мать. Сними это.