– Вчера. Приходил тут к нему один. И еще один. – Хозяин пожал плечами. – Я их как следует не разглядел, милорд, Они ушли минут через пять.
– Ваш постоялец не пошел с ними?
Мужчина отрицательно покачал головой.
– Во всяком случае, я этого не видел, милорд. Я слыхал, как он какое-то время копошился у себя наверху. А наутро сделал ноги.
– Вы не заметили ничего необычного в тех, кто к нему приходил?
– Говорили чудно, – пожал плечами мужчина.
Судя по всему, больше из него ничего нельзя было вытянуть. Гарри поднял руку, прикрывавшую соверен, и, развернувшись на каблуках, вышел на улицу. Эрик, передавая ему поводья, облегченно вздохнул.
– Уезжаем отсюда, милорд?
Гарри коротко, отрывисто кивнул и вскочил на Персея. Агенты выследили Дагенема вчера вечером. Этот олух не мог их заметить. По-видимому, в тот же день, до того как его обнаружили, к нему пришли, если верить хозяину пивной, иностранцы. Они либо запугали его так, что он решился бежать, либо угрозами принуждали к чему-то.
К чему?
А это возвращает нас туда, откуда все и началось – на Кавендиш-сквер. О безопасности женщин Гарри более не тревожился. Несколько дней назад шпионы противника исчезли. Наперсток был возвращен, и министерство сняло наблюдение, но Лестер на всякий случай оставался в доме. Теперь беспокойство вызывал только Найджел Дагенем, поэтому Лестер без труда справится со своей задачей. Как, впрочем, справился бы и сам Гарри. Он твердо был намерен, когда это возможно, находиться поблизости от дома на Кавендиш-сквер.
Как, например, и нынче вечером.
Вчера, возле конюшен, Корнелия отказала ему – явно против своей воли, – чем очень рассердила его, и он не стал настаивать. Пусть, сказал он себе, она спокойно поразмыслит обо всем ночью, в одиночестве, и тогда, быть может, пожалеет о своем отказе. Но, думая, что обрекает Корнелию на мучительную ночь без любви, Гарри, однако, понимал – в нем говорило задетое самолюбие. На самом деле это он страдал той ночью от неудовлетворенного желания. Дошло до того, что он уже подумывал, не пойти ли ему в один тайный дом на Халф-Мун-стрит, который он иногда навещал в случае крайней нужды.
Но он туда не пошел. Ожидавшее его там удовольствие впервые показалась ему дешевым и фальшивым. Нынче же ночью он выяснит отношения с виконтессой Дагенем. Желая досадить ему, она причиняет боль не только ему, но и себе самой. Но сперва нужно снова пустить ищеек по следу ее кузена.
Корнелия ушла к себе рано, сославшись на головную боль. Она почти не лукавила, хотя это была не обычная головная боль – очень давило в висках. Она не знала покоя, маялась бессонницей и ни на чем не могла сосредоточиться. И прекрасно знала отчего.
Заслышав легкий стук в окно, она не вздрогнула. Она ждала его. Но, закрыв окно, она, однако, не задернула шторы. Противоречивые действия Корнелии соответствовали ее чувствам: она откинула одеяло и медленно встала с постели. Тело рвалось вперед, к окну, но разум заставлял медлить.
Стук повторился, на этот раз более настойчивый, и Корнелия представила себе Гарри, который, уцепившись за сточную трубу, рискуя упасть, висел над землей. Она живо подошла к окну и подняла раму, затем, отвернувшись, взяла брошенный халат и накинула его на плечи.
Гарри перемахнул через подоконник и бесшумно закрыл окно.
– Благодарю, что впустили, мэм, – сказал он, глядя ей в спину под толстым халатом.
– А я ведь могла уже спать, – заметила Корнелия.
– Я был к этому готов. – На бледном лице ярко светились его зеленые глаза. – У нас с вами осталось незаконченным одно дельце. – Он стянул перчатки и бросил их на стул у камина. Туда же последовали шарф и сюртук. – Глоток коньяку, мне кажется, был бы нелишним.
– Сейчас принесу.
Корнелия спустилась вниз и принесла графин и пару бокалов. Гарри стоял спиной к огню.
Разлив коньяк в бокалы и заняв место на сундуке, Корнелия вопросительно уставилась на Гарри.
Гарри пригубил коньяк и повел бровями.
– Хорошо, начну я. Вы, как помнится, сказали, будто рискуете всем, тогда как я ничем. Поразмыслив над этим, я понял, что и мне есть что терять, Нелл.
– Что же?
Гарри усмехнулся:
– То, что я всегда для себя считал главным… чувство собственного достоинства, свое лицо. Власть над происходящим. – Он посмотрел на Корнелию поверх своего бокала. – Я одержим тобой, Нелл. Ты меня околдовала, я хочу быть с тобой. Меня преследуют твой запах, ощущение твоей кожи, твоих роскошных волос. Ни одна женщина не вызывала во мне таких чувств. Твое тело навсегда оставило на моем свой отпечаток.
Корнелию бросило в жар. Такого ей не говорил никто, и она знала, что Гарри не произносит пустых речей. Это не в его натуре. И его темно-зеленые, горевшие огнем, глаза подтверждали его слова.