Порошок идеологии (сборник)

Лаковый диск прибора менялся у него на глазах: из ярко-желтого он становился мутным, кроваво-темным. Фрайсит, смертельный газ, в сильной концентрации наполнял воздух.

Доктор извлек из шкафа груду одежды. Он быстро натянул на себя поверх белья желтые клеенчатые брюки и такие же сапоги до колен с твердой и толстой подошвой. Коробка фильтра, подскочив, стукнула его по глазам, когда он рванул через голову узкую резиновую куртку и затянул ее у горла шнурком.

Только надев на руки перчатки из того же материала, Амос Фрайс перевел дух. Теперь он был одет в боевой костюм химического солдата.

Торопясь и дрожа, прошел он в кабинет и рассовал по карманам бумаги и деньги. Ночная атака… Нужно бежать… Много дней город будет негоден для жизни. Бежать сейчас же, пока не началась паника. Он открыл дверь в прихожую и на цыпочках подошел к комнате прислуги.

Там было тихо. Затаив дыхание, Фрайс приоткрыл дверь – девушка спала. Доктор секунду поколебался, снова закрыл дверь и подошел к вешалке.

Он надел пальто, мягкую шляпу с полями и, что-то вспомнив, снова прошел в кабинет. Марлевым длинным бинтом он обмотал лицо поверх противогаза. Потом снова надел шляпу, поднял воротник и поверх всего закутался в пуховый шарф…

Среди нежной бархатной обивки, металлического блеска ручек, мерцания толстого стекла лифта возник сгорбленный долговязый субъект в пальто песочного цвета, в котором доктор едва узнал себя. Мягкая шляпа пригибалась к бортам воротника, забинтованный край лица выступал из-под толстого шарфа. Оттуда смотрел единственный стеклянный мутный глаз. «Зубная боль», сообразил Фрайс. Лифт остановился, и Амос Фрайс решительно шагнул наружу.

Небьющиеся стекла противогаза отдалили действительный мир, сделали его призрачным и нереальным. Улица была зловеще бурной. Вагон надземной дороги загремел над Фрайсом, заставив его поскользнуться. В нервном блеске фонарей, в свете пылающих реклам радужный туман висел над тротуаром. Туман густел. Бесцветной росой он оседал на шляпах и костюмах. Только один Фрайс понимал значение этого тумана.

Молодая девушка в поношенной короткой кофте внезапно закашлялась, прижимая руку к груди. Она задержалась около Фрайса. Карие удивленные глаза поднялись к его лицу. «Она умрет, – с легкой тошнотой подумал доктор, – умрет через два часа». Он отступил, сжимая зубы. Но девушка уже прошла. Фрайс двинулся к краю тротуара и шагнул в такси.

– Сэр? – спросил оборачиваясь толстый шофер. Он не спускал с доктора узеньких красных глаз. «Он умрет! – снова подумал доктор, сжимаясь под этим взглядом, – он заподозрил меня».

– Взморье, к Северным дачам, – крикнул он и с ужасом услыхал свой невнятный голос. Сейчас узнает, сорвет шляпу.

Но шофер ничего не подозревал. Он налег на руль – и мотор рванулся вдоль улицы…

Доктор Фрайс не любил людей. Вернее, погруженный в науку, он не видел их, не обращал на них внимания. Двадцать лет прошло со времени рождения фрайсита, и ни разу с тех пор не подумал он о том, что будет, когда фрайсит ворвется в жизнь. Только теперь…

Возможно, что личная опасность повлияла на его нервы. Но эта девушка, шофер, радужный туман… – главное выбраться самому, уехать подальше. С тошнотой, подступившей снова, он увидел, как оборванный газетчик, задержавшись на углу, сжав худыми коленями серую пачку, усиленно начал тереть кулаками глаза…

Авто задержалось на перекрестке. Три противоположных потока скрещивались здесь, регулируемые световыми сигналами. Здесь плотной массой сжимались автомобили и люди. Легкая тревога, подобно смутному предчувствию, уже зарождалась в этой толпе.

И внезапно разгадка наступила. Три далеких невнятных удара врезались в уличный гул. Над уносящимися в воздух домами мелькнул белый луч, и чудовищный палец прожектора остановился посредине неба. И еще один звук – тоскливый, надрывный вой сирены – пронизал стихающий гул.

Из-за дальнего угла, показываясь и скрываясь, вырвался мотоцикл и понесся через перекресток. На мотоциклисте была противогазовая маска, он склонялся к рулю и не переставая нажимал сирену. Он пронесся, как тень, и затерялся в перспективе улицы.

Жизнь замирала. Люди каменели. Останавливались авто и вагоны. Наступила на один момент тишина, дикая и неестественная. Тысячи бледных лиц поднялись к небу.

А небо уже ломалось и дрожало в ощупывающих его лучах. Среди зловещих туч выступило и вновь исчезло плоское крыло аэроплана. И в то же время дробный гром пропеллеров, падая сверху страшной музыкой, проник в цепенеющее сознание обреченных.

И тогда улица ожила. Люди поняли, в чем дело, поняли, что нужно бежать. Две машины с треском сшиблись на углу. Ехать было нельзя, – все устремилось в одном направлении.

Бежать, укрыться куда-нибудь, все равно куда. Люди соскакивали с машин и бежали на тротуары. Надписи вспыхивали вдоль домов:

«Граждане, спокойствие! Граждане, надевайте противогазы! Не толпитесь у противогазовых убежищ!»

– Амадей Брукс с семьей бежал на самолете! – крикнул голос с тротуара.