Читаем Порождения войны полностью

Саша, будто зачарованная, смотрела, как кусок окровавленного стекла приближается к ней. Белоусов отреагировал быстрее и резко толкнул ее к стене. Стекло прошло в паре дюймов от Сашиного виска.

— Вот это ненависть! — потрясенно сказала Саша, потирая ушибленный об стену локоть. Осторожно взяла в руку осколок, рассмотрела его. — Не знала, что обычный стакан можно превратить в смертельное оружие! Верно говорят, век живи — век учись. Спасибо, Кирилл Михайлович.

— Все равно ты издохнешь в муках, комиссар! — кричал пленный, пока конвой пытался его скрутить. — Таких, как ты, берут живьем! Думаешь, ты не станешь кричать? Станешь, пока не охрипнешь. Быстрой смерти станешь просить — и не получишь. Ты ответишь за все, комиссар!

— Какие насчет пленных распоряжения, Александра Иосифовна? — спросил Белоусов, когда буйного капитана наконец вывели.

— По действующим сейчас законам, — ответила Саша, — их надо доставить в штаб дивизии, на трибунал. Но вы представляете себе, что творится после падения Петрограда в штабе? Переработка на ходу всех планов, размещение эвакуированных, толпы беженцев… А конвой и транспорт мы в принципе можем выделить?

— В принципе, — ответил Белоусов, — если таков будет приказ комиссара, конвой и транспорт для доставки пленных в штаб дивизии мы выделим. Это, конечно, сопряжено с определенными затруднениями. Послезавтра мы выступаем, и каждая лошадь, каждая двуколка на счету. Но приказ есть приказ.

Саша потерла виски. Весь год работы в ПетроЧК она, последовательница Урицкого, стояла за неукоснительное соблюдение норм революционной законности. Оформляла все документы и следила за соблюдением всех юридических процедур, нередко раздражая коллег своей дотошностью.

Но ведь теперь никого из ее коллег нет в живых. Нет никого больше из тех людей, с которыми она спорила, смеялась, делила паек, прикрывала их и они прикрывали ее. Их убили. Она осталась последним следователем ПетроЧК.

— Пленных офицеров расстреливаем. Завтра, в десять утра. Именем революции. Суда не будет. Ответственность беру на себя. Исполнение тоже беру на себя.

— Зачем мы на них патроны тратим? — пробурчал Лекса. — Они-то наших вешают, или порют до смерти, или что похуже еще.

— Потому что мы не караем, не мстим и не запугиваем, — ответила Саша. — Истребление врагов революции — не акт ненависти, а производственный процесс. Жалость тут неуместна, но и жестокость, право же, тоже. Мы уничтожаем людей, стоящих между нами и будущим, которого мы заслуживаем.

— Кстати, Кирилл Михайлович, то, о чем говорил этот Максимовский — правда? — спросила Саша, когда они с Белоусовым остались вдвоем. — Что не стоит мне ждать быстрой смерти?

— Да. Есть скверные практики. Потому настоятельная вам моя рекомендация, Александра Иосифовна: берегите последний патрон. Если в бою прижмут — лучше руки на себя наложить, чем сдаться живьем. Знаете, как правильно стреляться? Не в грудь ни в коем случае, это типичная ошибка. Вот тут, над ухом ставьте пистолет. Ничего зазорного здесь нет, и многие мужчины так поступают на этой войне.

— Ну ясно, — хмыкнула Саша. — Раз мужчинам можно, то мне, бабе-дуре, сам бог велел!

— Не в том дело, Александра Иосифовна, — серьезно ответил Белоусов. — Просто у мужчины больше шансов, что в нем увидят врага, заслуживающего уважения. Женщин же, тем более простого происхождения, казнят особенно жестоко.

— Вот как, — Саша поежилась. — Но как же рыцарственные идеалы, все в таком духе?

— Вы, следует полагать, привыкли к равноправию полов у себя в революционной среде. Вам трудно даже представить себе, каким вы выглядите чудовищем для этих господ. Гражданские войны отличаются особым ожесточением, поскольку враг воспринимается как предатель; женщина, ставшая солдатом, предает еще и свое женское предназначение. Для наших врагов женщина, вставшая против них с оружием в руках, способная получить над ними власть — это нечто противоестественное. Переворот мироустройства. Выход за рамки всех возможных конвенций.

— А для вас, Кирилл Михайлович? Для вас я тут тоже переворот мироустройства?

— Для меня вы в полку — это небольшой конец света, разумеется. Однако причина не в вашем поле в первую очередь. Вы некомпетентны, недисциплинированны и ничего не смыслите в армейских порядках. На ваше счастье, я человек глубоко верующий, — Белоусов улыбнулся, что случалось с ним нечасто, — и каждый день молю Бога даровать мне кротость, чтоб нести этот крест. Да и вы, буду справедлив, кое-чему учитесь.

*** 

— Кто как понимает коммунистическую идею, товарищи? — спросила Саша.

— Отнять и поделить! — заорал солдатик из заднего ряда. Собравшиеся одобрительно захохотали.

— Ясно. И просто, — сказала Саша, когда все отсмеялись. — Но сейчас я вам покажу, что те, у кого отнимают — это вы. Поднимите руки, кто до призыва на производстве поработать успел… большинство, хорошо. Тогда про земельный вопрос на следующем собрании вам расскажу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения
Афанасий Никитин. Время сильных людей
Афанасий Никитин. Время сильных людей

Они были словно из булата. Не гнулись тогда, когда мы бы давно сломались и сдались. Выживали там, куда мы бы и в мыслях побоялись сунуться. Такими были люди давно ушедших эпох. Но даже среди них особой отвагой и стойкостью выделяется Афанасий Никитин.Легенды часто начинаются с заурядных событий: косого взгляда, неверного шага, необдуманного обещания. А заканчиваются долгими походами, невероятными приключениями, великими сражениями. Так и произошло с тверским купцом Афанасием, сыном Никитиным, отправившимся в недалекую торговую поездку, а оказавшимся на другом краю света, в землях, на которые до него не ступала нога европейца.Ему придется идти за бурные, кишащие пиратами моря. Через неспокойные земли Золотой орды и через опасные для любого православного персидские княжества. Через одиночество, боль, веру и любовь. В далекую и загадочную Индию — там в непроходимых джунглях хранится тайна, без которой Афанасию нельзя вернуться домой. А вернуться он должен.

Кирилл Кириллов

Приключения / Исторические приключения
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия / История