Порожденная грехом. Часть 1

Он кивнул. Папа посмотрел на нас, сожаление промелькнуло на его лице. Он посвятил свою жизнь защите нас, но эта жизнь не оставила ничего нетронутым. Это только вопрос времени, когда нас утащат в темноту.

Глава 20

— Грей возненавидит тебя за это, — прохрипел Эрл, его дыхание было прерывистым.

Я ничего не сказал, только наблюдал, как жизнь покидает его, как кровь покидает его тело. Он не упомянул маму. Мне придётся самому рассказать ей о его смерти. Я в долгу перед ней, даже если она никогда больше не заговорит со мной. А Грей? Я мог только надеяться, что он далеко. Он еще молод. У него впереди будущее. Я надеялся, что он попытается найти то, в чем он хорош, и не отправится на поиски следующего мотоклуба.

Грудь Эрла вновь поднялась, прежде чем он ушёл. Я почувствовал острую боль в груди, странную смесь вины и тоски.

Мое дыхание было поверхностным и быстрым, все еще ничто по сравнению с бешеным биением пульса. Эрл безжизненно лежал у моих ног, не сводя с меня глаз. В них светилась ненависть, но также и разочарование. Быть может, я вообразил все это. Он никогда не был хорошим человеком и определенно не был хорошим отцом, даже меньше для Грея, чем для меня. И все же я никогда бы не подумал, что убью его. Он был моим наставником на моем пути мести. Он разжигал мою ненависть всякий раз, когда она угрожала погаснуть. Он был моим кумиром, когда дело касалось девушек, школы и любого другого жизненного выбора. Многие из них были дерьмовыми, но я сомневался, что мой собственный выбор был бы лучше. С кровью моего старика, текущей в моих венах, беспорядочная жизнь всегда была моей судьбой. Влюбиться в принцессу мафии стало вишенкой на вершине.

Не поэтому мы здесь сейчас, не поэтому я убил единственного отца, которого знал с детства. Я не хотел видеть его плохие стороны, а у меня самого было достаточно плохих сторон, поэтому я никогда не осмеливался судить других. И все же Эрл зашел слишком далеко. Он пересек барьер, который повел его и наш клуб по дороге, откуда не было выхода. Мы должны были понять это, когда все больше и больше членов становились Кочевниками, многие хорошие люди, которых клуб мог бы использовать во время голосования.

Я был виновен в похищении невинной девушки и даже позволил Эрлу запереть ее в собачьей конуре и снимать на видео ее обнаженную. Все это заставляло меня чувствовать себя чертовски виноватым и большим придурком. Нам следовало остаться с Витиелло и его людьми. Мы должны были напасть на него напрямую, но, по крайней мере, мы должны были уберечь Марселлу от боли. То, что Эрл начал мучить ее, что он хотел продолжать это делать, я не мог этого принять. Я видел выражение его глаз. Я был так же потерян для него, как и он для меня. Он хотел убить меня и сделал бы это, если бы Витиелло не разрушил наш клуб до основания. Он, вероятно, сначала убил бы Марселлу и заставил бы меня смотреть. Я был предателем в его глазах, когда он предал все, что мы всегда хотели, чтобы клуб отстаивал. Честь и свободный образ жизни. Дом для всех тех, кто не вписывался в рамки общества. Братство, дружба. Мы потеряли все это по пути, и то, что осталось, это горечь, жажда мести и денег.

Тем не менее, смерть Эрла стала милосердной по сравнению с концом, который дал бы ему Лука.

Я наконец оторвал взгляд от Эрла. Мои пальцы судорожно сжали рукоятку ножа, а кожа была липкой от пота и крови. Кое-что из этого принадлежало мне, но большая часть принадлежала Эрлу. Я встретился взглядом с Марселлой. Я не был уверен, сколько пыток она наблюдала. Она была бледна, прислонившись к стене, обхватив себя руками, а костяшки пальцев побелели от того, как она сжимала локти. Она сглотнула, ее глаза искали мои, прежде чем она выпрямилась и прочистила горло.

— Спасибо, — просто сказала она.

Я кивнул, не находя слов.

— Нож, — сказал Лука голосом, похожим на удар хлыста.

Вероятно, он был зол из-за недолгих страданий Эрла. Он, без сомнения, позаботился бы о том, чтобы я страдал вдвое больше, компенсируя это.

Я разжал пальцы и позволил ножу со звоном упасть на пол. Возможно, это мой последний шанс вонзить нож в грудь Луки, но жажда мести сменилась моей потребностью гарантировать благополучие Марселлы. Как только я умру, а у меня не было абсолютно никаких сомнений в том, что ее отец скоро прикончит меня, Марселле понадобиться вся ее семья, чтобы пережить события похищения. Даже если она сказала Эрлу, что его действия — наши действия — не оставили шрамов, я услышал малейшую дрожь в ее голосе, увидел краткую вспышку боли в ее глазах.

Амо двинулся вперед и поднял нож, не сводя с меня глаз. В них закипала ненависть. Я бы испытывал то же самое, если бы был на его месте.

— Пора идти, Марселла, — твердо сказал Лука.

Он указал на своего брата, который наблюдал за всем с расчетливым видом.