Я наблюдала, как Мэддокс исчез внутри обшарпанного фермерского здания, уверенной походкой. Его приятели байкеры, вероятно, приветствовали его, как короля после моего похищения. Я двинулась к клетке, стараясь не обращать внимания на неодобрительное рычание собаки в соседней клетке и мой учащающийся пульс в ответ. Должно быть, не так давно прошел дождь, потому что от вони мокрой шерсти и мочи у меня сильно скрутило живот. Влажность и продолжительная жара только усугубляли ситуацию. Я старалась не думать обо всем, с чем соприкасались мои босые ноги на грязном полу. Я забралась на будку, поморщившись, когда осколки грубого дерева впились в мои ладони, и прижалась к грубой стене. Вокруг меня сгущалась тьма, отчего поза, казалось, еще более отчаянной. По привычке я полезла в задний карман за телефоном, но, конечно же, они от него избавились.
Папа всегда предупреждал меня об опасностях нашей жизни, но ни он, ни я никогда не думали, что до этого дойдет. Что меня действительно похитят.
Я содрогнулась. Это все еще казалось кошмаром.
Я не знала, который час. Должно быть, я потеряла свои часы, как одну из своих туфель, во время борьбы, но, наверное, прошло несколько часов с момента похищения. Мысль о том, что я находилась в отключке в течение нескольких часов, возможно, вызвала у меня ледяную дрожь по спине, задаваясь вопросом, что эти животные сделали за это время.
К этому времени папа уже должны уведомить. Мне интересно, сказал ли он маме. Он предпочитал скрывать некоторые темные темы от нас с ней, но мы не были глупыми и знали больше, чем он думал. И все же мне хотелось, чтобы был способ скрыть эту новость от мамы. Она сломается, если узнает. Мама никогда не была создана для этого мира.
А Амо? Он, вероятно, сделает что-то абсолютно глупое, даже более глупое, чем его обычные действия. Я улыбнулась, но вскоре глаза наполнились слезами. Я быстро моргнула, отгоняя их. Я не стану плакать. Вместо этого я упрямо смотрела вперед, в окружавший местность лес, прислушиваясь к звукам близлежащей дороги или человеческой жизни. Но кроме случайных птиц, прощающихся с заходящим солнцем и шелестом деревьев, я ничего не уловила — кроме шума из клуба.
Наступила ночь, и пение птиц стихло. Вой байкерской вечеринки усилился, и к нему время от времени присоединялся звук бьющегося стекла. Истощение, скорее эмоциональное, чем психологическое, но столь же сильное, овладело мной. И все же я не засыпала до тех пор, пока мое тело больше не выдерживало. Не с этими животными — собаками и байкерами — так близко.
Хрустнула галька. Я напряглась и села, когда парень лет двадцати, спотыкаясь, направился в мою сторону. Он был пьян и даже не мог идти прямо, но пристально смотрел на меня. Он столкнулся с решёткой, затем вцепился в неё, прижавшись лбом к щели, будто хотел протиснуться сквозь металл. Мои глаза метнулись к двери, которая была заперта, но что, если у него при себе ключи?
Он широко улыбнулся мне.
— Вот она. — он звучал так, словно пытался быть змеей, гротескно шипящую букву «о». — Прелестная принцесса.
Он раздевал меня жадными, прикрытыми глазами.
Мои руки задрожали еще сильнее, и я вцепилась в колени. Его взгляд метнулся к двери клетки. Я молилась, чтобы у него не было ключей. Может, он достаточно пьян, чтобы я могла одолеть его и убежать, но, может, он не был пьян, и он определенно сильнее меня. Он, спотыкаясь, направился к двери и подёргал ее, сначала слегка, потом сильнее. Я вздохнула с облегчением, когда его сердитая тряска у двери ничего не дала.
— Жаль. Возможно, позже, — сказал он с глупым хихиканьем.
Затем начал расстегивать ремень. Ему потребовалось две попытки, чтобы опустить собачку, и я с отвращением отдернула голову. Он собирался дрочить прямо у меня на глазах?
Но вскоре звук жидкости, ударившейся о стенку клетки, эхом разнесся в тишине. Несколько теплых капель попали мне на руки, и я издала крик отвращения, прижимаясь еще ближе к стене.
— Ты животное!
Раздались шаги.
— Денвер, ты придурок! — Мэддокс взревел и толкнул другого парня в грудь так сильно, что тот просто упал и пьяно рассмеялся, а затем замолчал.
Мэддокс был в своих мешковатых джинсах, но без футболки, шнурки его ботинок волочились по земле. В мягком свете с крыльца я разглядела, что у него на груди было несколько татуировок, одна из них, над грудью, череп, извергающий пламя. Тени подчеркивали выпуклости его мускулистого живота вплоть до дорожки волос.
— Черт, — прорычал Мэддокс и пнул неподвижного Денвера, чья голова упала набок. — Этот мудак потерял сознание и обоссался. — он повернулся ко мне, прищурив глаза. — С тобой все в порядке?
— Тебе какое дело? Ты запер меня в собачьей клетке, — мой голос стал гнусавым, борясь со слезами.
Я убрала руку от себя, гадая, как бы мне избавиться от мочи. Мой желудок сжался при одной мысли об этом.
— Я не знаю, — холодно сказал он и повернулся, чтобы уйти. — Спокойной ночи.
— Он помочился на клетку, и я немного испачкала руки, — поспешила сказать я, ненавидя отчаянные нотки в своем голосе.