Порридж и полента

Шарль Эксбрайя Порридж и полента

Charles Exbrayat: “Porridge et polenta”, 1973

Перевод: А. В. Гавриленко

Глава 1

В это апрельское утро, как и каждый день, с тех пор как он вышел на пенсию, проработав всю жизнь на британских железных дорогах, Генри Рэдсток надел красный спортивный костюм и быстрым шагом направился в Вилтон-парк, калитка которого находилась в какой-то сотне метров от его домика на Балбридж-роуд. Это жилье ему удалось приобрести после сорока лет строжайшей экономии средств. После часовой прогулки по парку он пришел к выводу, что несколько сброшенных граммов веса позволяют ему теперь приступить к плотному завтраку, состоящему из порриджа, яиц, колбасы и джема. Генри возвращался домой.

Рэдсток был человеком, весьма раздавшимся вширь, а кирпично-красный цвет его лица наводил на мысль о том, что в жизни он отдавал предпочтение чаю перед другими напитками. При этом Рэдсток был глуп, но пребывал в таком состоянии с таких незапамятных времен, что никто не обращал на это внимания. Уже в зрелом возрасте он женился на ирландке Люси Дромахейр, доведенной до полного изнурения работой по уборке Педдингтонского вокзала. Поскольку Господу угодно творить чудеса, то у этой далеко не блестящей пары родилась великолепная дочь Сьюзэн, которой теперь должно было исполниться двадцать четыре года, и которая в данный момент находилась в Лондоне, где сдавала последние экзамены, собираясь поступить на государственную службу.

Люси Рэдсток всегда просыпалась в тот момент, когда ее супруг закрывал за собой дверь дома, выходя на прогулку в Вилтон-парк. Тогда она вставала, чтобы ее господин и повелитель, которым она восхищалась, терпя с его стороны постоянные унижения, по возвращении с прогулки застал уже готовый брэкфэст[1]. Самым счастливым днем ее жизни был день, когда, черный от угольной пыли и пота, Генри вошел в душевую, которую она только что убрала, и попросил ее помочь снять пиджак. С этого все, собственно, и началось. В одно прекрасное воскресенье, когда они вместе гуляли по Гайд-парку, он попросил ее руки и сразу изложил свой планнинг[2] на ближайшие годы их будущей совместной жизни. Она покраснела, когда он заговорил о том, что у них как можно скорее должен появиться бэби, поскольку оба были уже не первой молодости. Работая кочегаром, Генри должен был выйти на пенсию в пятьдесят пять лет. После этого он собирался переехать вместе со своей женой в свой родной город Вилтон, в графстве Уилтшир, что в трех милях от Солсбери, в котором ему удалось приобрести в рассрочку дом. Люси была очень рада тому, что ей удалось покончить со своим жалким положением, и радостно восприняла все его предложения. Все происходило именно так, как запланировал Генри. Единственным отступлением от его планов стало рождение в их семье дочери, которую назвали Сьюзэн в честь матери Генри. Девочка очень скоро проявила признаки значительно большего ума по сравнению с родителями. Блестяще окончив школу, она отправилась в Лондон в надежде найти там себе хорошую работу. Рэдстоки очень гордились своей дочерью.

Со смертью хозяйки, у которой Рэдсток купил дом, он изменил свои политические взгляды, и после тридцатилетней приверженности коммунистам переметнулся на сторону консерваторов, и от чтения «Дейли Мейл» перешел к чтению «Таймс». Эту газету он всегда разворачивал перед тем, как приступить к порриджу, и комментировал ее статьи для Люси, которая со дня их свадьбы не переставала обожать мужа.

— Видите ли, дорогая, во вступлении нашей старой Англии в Общий рынок меня шокирует больше всего то, что нам придется ездить к этим европейцам, которые, несмотря на все их претензии, кажутся мне все-таки слаборазвитыми народами.

Генри и его жена, естественно, еще ни разу в жизни не пересекали Ченнел[3], английский берег которого они считали последним оплотом цивилизации перед простиравшимся за ним миром варваров.

— Это будет очень неприятно, Генри.

— Существа, неспособные как следует приготовить яичницу с беконом или заварить настоящий чай, не могут быть высокоразвитыми людьми! Должен вам сказать одну вещь, Люси: до сих пор мне удавалось оградить себя от контактов со всякими там шотландцами или уэльсцами, и в пятьдесят восемь лет я вовсе не собираюсь отказываться от своих принципов и встречаться с людьми, живущими за тысячу локтей от этих уэльсцев, шотландцев и…

У него едва не сорвалось с языка слово «ирландцев», но он вовремя спохватился, вспомнив, что Люси была уроженкой этой зеленой Эйре[4], появившись на свет в Ольстере, и продолжил:

— …других низших рас. Надеюсь, что Сьюзэн последует моему примеру и останется верной нашей стране.

— Я уверена в этом, Генри, иначе она была бы недостойна называться вашей дочерью!