– Чем вы нас порадуете, Владимир Григорьевич? – обернулся к Семенову Кондратенко.
– У меня дело обстоит более благополучно. У Курганной батареи японцы сидят в трехстах шагах, у Краматорной – еще дальше. На Казачьем плацу до них сто шагов, но активности и здесь они не проявляют. У Зубчатой и Стрелковой батарей и форта номер четыре редкая перестрелка и поиски разведчиков. На Западном фронте по-прежнему решающим участком является гора Высокая. Пока она наша, держатся и горы Плоская, Фальшивая и Дивизионная. За два месяца противник соорудил две параллели и подошел на четыреста шагов к вершине. Это, конечно, не беда, но японская артиллерия день и ночь долбит по Высокой и не дает ее как следует укрепить. Стрелки сидят в полуразрушенных, наскоро подправленных окопах. На прочих участках положение прочное. Но если мы не удержим Высокой – придется отойти прямо на сопки над Новым городом и на Ляотешань. Пока же вся дорога до Голубиной бухты в наших руках. Отряд Романовского удерживает данную ему линию обороны. Высокую надо отстаивать до последней возможности. Она – стратегический ключ всей крепости, и с ее падением эскадра будет расстреляна в несколько дней.
– Счастливая мысль поручить ее оборону матросам – это наша артурская гвардия. Прекрасные вояки, золотой народ, развитой, инициативный, не чета нашим стрелкам. Те сильны своим упорством, а моряки – смекалкой, – заметил Рашевский.
– Итак, самое тяжелое положение у нас на Восточном фронте. Туда надо и обратить наше главное внимание. На Западном – упорно удерживать Высокую, а Владимиру Григорьевичу, по мере своих сил и возможностей, помогать соседям, – резюмировал доклады Кондратенко. – Как дело обстоит со снарядами, Василий Федорович?
– Хватит на отбитие двух штурмов. К орудиям мелких калибров снарядов имеется в избытке, зато к крупным – острый недостаток. Живем подачками моряков да сами отливаем по шестьдесят штук в день шестидюймовых чугунных снарядов, – сообщил Белый.
– А как с продовольствием? – поинтересовался Ирман.
– Крепостной интендант уверяет, что муки, сухарей, круп, чаю хватит еще на два месяца, а мяса, кроме конины, уже не осталось. Решено давать ее два раза в неделю по полфунта, а остальные дни постные: чумиза на обед и ужин. Вообще продержимся до середины февраля, – ответил Науменко.
– Вот с госпиталями у нас дело обстоит совсем не благополучно, – проговорил Кондратенко. – В них находится до тридцати тысяч человек – треть гарнизона. Выздоравливают все меньше; цинга косит все больше и больше. А тут еще смудрил Субботин – приказал больных и раненых класть вперемешку во всех госпиталях. В результате мы имеем вспышку инфекционных заболеваний с очень большой смертностью. Я говорил об этом Стесселю, но он или не понимает, или прикидывается, что не понимает прямой преступности действий Субботина, и не хочет в них вмешиваться. Написал обо всем Балашову, быть может, он сумеет повлиять на генерал-адъютанта, чтобы тот отменил это вредное распоряжение.
– Теперь наконец мы хотим подробнее знать и о вашем здоровье, дорогой Роман Исидорович, – спросил Белый.
– Пустяки, небольшой плеврит справа, через деньдругой все пройдет, – нехотя ответил генерал.
– Плеврит основательный, как уверяют доктора, а главное – цинга. Она и мешает быстрому вашему выздоровлению, – дополнил Науменко.
– Постараемся ликвидировать ее в ближайшее же время. Этим занялись моя жена и наши адмиралы, которые и зачислили вас, Роман Исидорович, к себе на довольствие, – сообщил Белый.
– Поскольку это незаконно и моя цинга не более как плод воображения врачей, я решительно протестую против подобных действий моряков, – возразил Кондратенко.
– С паршивой овцы хоть шерсти клок. От наших адмиралов мы не видим никакого толку. В Севастополе морское начальство было душой обороны, а в Артуре адмиралы живут гостями и никуда не вылезают из своих блиндажей, – презрительно заметил Ирман.
– Матросы и офицерская молодежь – истинные герои, а адмиралы-трусы и интриганы, – поддержал его Семенов.
Как только совещание закончилось. Белый и Звонарев стали прощаться.
– Заглянем еще на минутку к Стесселю, может, у него есть какие-нибудь новости, – проговорил Белый, пожимая руку Кондратенко.
В это время зазвонил телефон. Кондратенко снял трубку и стал слушать.
– Сейчас прикажу подтянуть две роты морского десанта к вашему штабу, но вводите его в дело лишь в крайнем случае и вообще расходуйте моряков возможно осторожнее, – распорядился Кондратенко. – Японцы лезут – на фарт номер два, уже два раза побывали на гребне бруствера. Фролов просит поддержки, а частный резерв Горбатовского весь израсходован. Посылать им моряков из арсенала, где расположен общий резерв, – пояснил генерал. – Придется вам, Сергей Владимирович, еще сегодня побывать на форту номер два.
– Слушаюсь! Готов идти туда хоть прямо отсюда.
– Особенно торопиться нечего. Пока японцы лезут, вам там делать нечего, а когда успокоятся, вы и решите, где нужно спускать мины.
– Сначала побываем у Стесселя, узнаем обстановку у него, – предупредил Белый.