Последним к двери подошел Борейко. Комендант обеими руками уцепился за его шинель. Поручик осторожно освободился.
– Лучше бы вы, ваше превосходительство, ехали домой, – соболезнующим тоном проговорил он. – Высокую вы не вернете, а своими вариантами только собьете людей с толку.
Генерал растерянно посмотрел на поручика.
– Вас за такие речи следует расстрелять, – тихо проговорил он.
– Не стоит напрасно тратить патронов. Японцы со многими проделывают эту операцию без расходов для русской казны, – усмехнулся поручик.
Этот ответ окончательно убедил Смирнова в том, что перед ним находится ненормальный человек, и он, осторожно оглядываясь на Борейко, торопливо вышел из комнаты. Поручик с улыбкой последовал за ним. Первое, что он увидел, выйдя во двор, был яркий прожектор, установленный японцами на Высокой. Его сильный луч скользил по поверхности воды в гавани, нащупывая стоявшие в порту суда.
«Японцы даром времени не теряют», – подумал поручик.
– Я все же хочу еще раз попытаться вернуть Высокую, – услышал он невдалеке глуховатый голос Кондратенко.
– Кроме ездовых моей бригады, свободных частей под руками нет, – доложил Ирман.
– Есть еще рота «баянцев» с лейтенантом Соймановым и сборная команда писарей Мы образуем из них три штурмовых колонны, – отправился генерал.
– Вы очень увлекаетесь, ваше превосходительство. Я не верю в успех этого, но готов лично вести колонну артиллеристов, – ответил Ирман.
На этом и порешили. Борейко присоединился к морякам. По сигнальному выстрелу с ближайшего форта атакующие в полном молчании двинулись на гору. Сначала все шло хорошо Японцы ничего не замечали, и колонны успели взобраться уже довольно высоко, когда залаяли сторожевые собачонки. Почти тотчас поднялась ружейная и пулеметная стрельба и полетели ручные гранаты. Правая колонна, состоящая из артиллеристов, успела ворваться на правую вершину и в рукопашной схватке переколола гарнизон. Сам Ирман при этом был дважды легко ранен. Моряки добрались до седловинки между вершинами и тут попали под огонь с флангов и залегли.
– Надо поднять матросов в атаку, – сказал Сойманов, обернувшись к Борейко, который прилег за скалу и оттуда всматривался в окружающую темноту.
Прожектор потух, и были видны лишь вспышки ружейных выстрелов.
– Перед нами как будто никого нет. Зато слева сосредоточены большие силы японцев. Придется переменить направление атаки. Постараемся выйти во фланг левому редуту, – поделился поручик своими соображениями с лейтенантом.
– Не знаю, много ли уцелело из моей роты. В темноте черные бушлаты матросов совершенно не видны. Гаврилов, Тяпин, сюда! – крикнул Сойманов. – Какие у нас потери?
– Не видать, чтобы много было. Японец-то на дурницу стреляет, больше для устрашения. Только случайные пули попадают в людей, – доложили матросы.
Сойманов сообщил им план дальнейшего наступления:
– Доберешься до седловинки, а оттуда выйдешь в тыл японцам.
– Писаря-то, что пошли левее нас, вовсе отстали на половине горы. Как только поднялась стрельба, они спужались, попадали на землю и дальше ни шагу. Известное дело, нестроевщина, пороху не нюхали.
Но в этот момент справа вспыхнуло дружное «ура» и послышался топот быстро бегущих людей.
– Ишь ты, как писаря расхрабрились, – заметил Гаврилов.
– За мной, вперед, ура! – вскочил Сойманов.
Матросы подхватили этот крик и ринулись за своим командиром. Но не пробежал лейтенант и десятка шагов, как громко вскрикнул и присел.
– Боря, я ранен. Прими командование, – с трудом проговорил он.
Поручик остановился и подошел к другу.
– Куда попало?
– В правую ногу выше колена, не могу ни идти, ни стоять.
Остановив двух матросов, Борейко приказал им отнести лейтенанта на перевязочный пункт, а сам бросился вперед.
Японцы успели подтянуть резервы. На вершине горы в темноте завязался штыковой бой. Писаря и ездовыеартиллеристы, плохо обученные владению штыком, были смяты и начали отходить вниз по горе. Моряки оказались окруженными. Поняв это, Борейко с криком ринулся на японцев. Он действовал винтовкой, как дубиной, взяв ее за дуло рукой, сметая все на своем пути. Героически дрались матросы. Враг не выдержал и бросился врассыпную. Моряки вырвались из окружения.
Борейко отправил в штаб донесение и предлагал с рассветом возобновить атаку, но в ответ получил приказ об отходе всех частей к форту номер четыре.
После десятидневных упорных боев Высокая наконец перешла в руки японцев.
– Теперь начинается агония Порт-Артура, – произнес Кондратенко, когда поручик на рассвете прибыл в штаб, передав командование над матросами морскому офицеру.
– Агония эскадры, но не крепости, – поправил генерала Борейко.
– Боюсь, что и крепость отныне будет в очень тяжелом положении, – возразил Кондратенко.
Тяжелое настроение генерала несколько рассеялось, когда ему доложили о показаниях одного из пленных японцев, захваченных ночью моряками на Высокой.