Звонарев. На дворе было очень темно. Справа, над Большим Орлиным Гнездом, пылали два огромных костра, освещая своим кроваво-красным заревом весь Севере Восточный фронт. Пламя костров яркими огненными столбами тянулось к низко нависшим тучам. На фронте стояла полная тишина, не было слышно даже обычной ружейной перестрелки. С горы Высокой тянулись белые ленты прожекторных лучей, медленно скользя по внутренней гавани Артура. На Перепелиной горе ярко горело какое-то здание. Под ней, в районе затопленных кораблей артурской эскадры, вспыхивали яркие зарницы и раздавались глухие, продолжительные взрывы. Ближе к Артиллерийскому городку, в Восточном бассейне, неожиданно возникло яркое пламя, на фоне которого вырисовывались силуэты какого-то большого военного корабля.
– Папочка, да ведь это горит «Баян»! – испуганно проговорила Варя.
– Очевидно, решили его уничтожить, – ответил генерал.
Слева, в конце Западного бассейна, над Минным городком полыхало зарево. Оттуда доносились громоподобные раскаты, взрывов. Темные воды залива рдели багрянцем пожаров.
– Не правда ли, Сережа, жутко? Кажется, что вся гавань наполнена человеческой кровью, – содрогаясь, проговорила; Варя.
Белый сердито фыркнул и вернулся в кабинет.
Вскоре Звонарев заторопился на Утес. Варя осталась помогать матери. Мария Фоминична решила, что раз Артур сдается – следовательно, предстоит длительная дорога в Россию и принялась заблаговременно за сборы.
Около Утеса пролетку Звонарева остановила группа офицеров.
– Будьте добры, скажите, пожалуйста, где тут находится миноносец «Статный»?
– Понятия не имею.
– Нам сказали, что он будет ждать у Электрического Утеса. Мы везем с собой полковые знамена, георгиевкие трубы и секретные документы штаба.
– Значит, сдача решена окончательно?
– На занимаемых нашими частями позициях защищаться невозможно.
Около батареи чуть проступал силуэт небольшого миноносца, приткнувшегося к берегу. По сходням, проложенным прямо на прибрежные скалы, сновали темные фигуры матросов. С мостика доносились приказания.
– Возможно, что это и есть «Статный», – указал на него Звонарев.
– Эй, на «Статном»! – крикнул один из спрашивающих.
– Есть на «Статном»[*3]
? – тотчас отозвались с миноносца.Офицеры двинулись по направлению к берегу, а за ними последовали две тяжело нагруженные телеги.
На Утесе уже знали о капитуляции, и прапорщика забросали вопросами. Артиллеристы хотели сразу же взорвать орудия, снаряды и порох, но Звонарев запретил делать это.
– Неизвестно, примет ли японец наше предложение о сдаче. Быть может, он отклонит его и бросится на штурм. Тогда пушки и снаряды нам еще очень пригодятся, – пояснил он солдатам.
– Мы, Сергей Владимирович, только подготовим все для взрыва и, когда узнаем, что японец согласился на мир, взорвем, – предложил Родионов.
На атом и порешили. Блохин, как признанный всеми знаток подрывного дела, руководил подготовкой.
Звонарев с Родионовым и Блохиным обошли напоследок весь Утес. В дуле каждого орудия помещались заложенные пироксилиновые, шашки. Около сотни десятидюймовых снарядов, сложенных вместе, также должны были взлететь на воздух от электрического запала. Стены бетонных казематов батареи также были минированы.
– Где же мы будем помещаться, если батарея будет взорвана? – спрашивали матросы и артиллеристы, жившие в этих казематах.
– Моряки отправятся к себе в экипаж, а мы разместимся с дохляками в нашей казарме, – ответил Блохин, кивнув головой на команду слабосильных.
На электрической станции Лебедкин рассовал около десятка пироксилиновых шашек.
– Кажется, ничего не забыли, – проговорил Звонарев, когда обход был закончен. – Можно и отдохнуть до утра.
Но спать в эту ночь не пришлось. Еще было совсем темно, когда из Управления артиллерии передали, что японцы согласились начать переговоры о капитуляции.
«Категорически запрещается, под страхов личной ответственности командиров батарей, что-либо портить или жечь», – заканчивалась телефонограмма за подписью Белого.
«Статный» и еще пять других миноносцев в эту ночь благополучно добрались до Чифу, где и разоружились.
Звонарева разбудил грохот на батарее. Наскоро одевшись, он вышел на двор. В предутренних сумерках беспрерывно вспыхивали зарницы взрывов. Искалеченные пушки падали на землю, в воздухе летали осколки снарядов, к небу взметалось огромное пламя. Гремел Утес, гремела Золотая гора, батареи на Тигровке, на Крестовой горе. С сухопутного фронта доносился несмолкаемый грохот. Казалось, что Артур вновь переживает штурмовые дни.
– Самоубийство русского Артура, – вздохнув, проговорил Звонарев, прислушиваясь к перекатному грохоту взрывов.
Около девяти часов утра со стороны Белого Волка вышли на буксире «Севастополь» и «Отважный». Затем на них раздалось несколько взрывов. Появились облачка дыма, и два последних корабля артурской эскадры медленно погрузились в морскую пучину.