Семенов, невыспавшийся и злой, диктовал адъютанту реляцию о происшедшем. Он постарался скрыть факт самовольных действий своих офицеров, приведший к ночной стычке и значительным потерям, и подчеркивал положительные результаты разведки.
– Почему вы меня не разбудили на час раньше? Все было бы в порядке. Японцы наступают, мы обороняемся, а теперь изволь доказывать, – брюзжал полковник. – Стессель этого случая не пропустит.
– Бог не выдаст, Стессель не съест! – отшучивался
Стах, хотя и понимал, что подвел своего командира. К вечеру неожиданно приехал Фок и заявил, что прислан для расследования «ночного инцидента». Он просидел до глубокой ночи, учинив форменный допрос офицерам и многим из солдат. Почуяв неладное, Семенов сообщил о визите Фока Кондратенко. Последний тотчас же прибыл в штаб Двадцать шестого полка.
– Рад вас видеть, Александр Викторович, в добром здравии, – приветствовал он Фока. – Зачем изволили пожаловать?
– Прислан начальником района для проверки поступивших в штаб сообщений о вопиющих безобразиях в Двадцать шестом полку.
– Мне о таковых ничего не известно. Наоборот, Двадцать шестой полк я считаю лучшим, надежнейшим в моей дивизии.
– Очень жаль, но должен вас разуверить в этом.
Большего беспорядка, чем у флигель-адъютанта Семенова, нельзя себе и представить! Офицеры – нигилисты и либералы, самовольно, без ведома командира, вводят в бой Чуть ли не весь полк, несут напрасные потери, и все из желания заслужить славу героев.
– Прошу конкретнее, ваше превосходительство: кто в чем виноват?
– Семенов в том, что совершенно распустил полк, Енджеевский в самовольстве, приведшем к бессмысленным потерям, а вы-то недостаточном надзоре за полками вверенной вам дивизии.
– Вы доводите об этом до моего сведения по поручению Стесселя?
– Нет, это мои выводы после ознакомления с положением в Двадцать шестом полку.
– Они меня не интересуют! Поскольку я являюсь начальником сухопутной обороны, то я сам и доложу обо всем начальнику района. Подать генералу лошадь! – громко приказал Кондратенко.
– А если я не уеду? – зло сощурил глаза Фок.
Кондратенко нервно заходил по двору, быстро соображая.
«Рубить сплеча, опереться на свои полки и моряков, арестовать Фока, Стесселя, предать суду, самому принять общее руководство обороной, сместив Смирнова? – быстро неслись мысли в его голове. – Но ведь полки Четвертой дивизии – Тринадцатый, Четырнадцатый, Пятнадцатый – пойдут за Фоком, может возникнуть междоусобие, а тут на носу новый штурм. Нет, не сейчас! Лучше в другой, более подходящий момент». И Кондратенко облегченно вздохнул. Решительные и крутые меры были не по нем, и он с радостью ухватился за спасительную отговорку о предстоящем штурме.
– Надеюсь, вы не станете упорствовать, Александр
Викторович? – уже мягче проговорил Роман Исидорович.
– Хорошо, но я отсюда еду прямо к Стесселю, – пригрозил Фок.
– Значит, нам по дороге, – чуть насмешливо заметил
Кондратенко.
– Нет, уж избавьте! И до сей поры, и до моей гробовой доски наши дороги никогда не совпадали и не совпадут, – с необычайной для него пылкостью проговорил Фок.
Генералы раскланялись и разошлись.
Узнав о происшедшем, Стессель растерялся. Недавно сместив Фока, он теперь стоял перед дилеммой смещения Кондратенко и заменой его Фоком. Сомнения решила Вера Алексеевна:
– Без Кондратенко Артур не продержится больше двух недель. Мы не знаем точно, что делается у Куропаткина, поэтому назначение Фока еще рано.
Все же Стессель счел долгом отдать следующий приказ по войскам Квантунского укрепленного района: