Порт-Артур, Воспоминания участников

После утомительного раннего утра, полного тревоги, вызванной гибелью "Страшного" и боем "Баяна" и в ожидании возможного боя, несколько офицеров спустились в кают-компанию перекусить и влить в себя горячего. За длинным столом у минного аппарата напротив меня сидел вечно веселый Сейпель (мл. инж. мех.), неподалеку - озабоченный Перковский (старш. инж. мех.), в стороне еще три офицера, лиц которых я не видел. Я держал пред собою на столе мой Фолдинг и переменял израсходованную утром катушку. Через иллюминаторы, открытые для разгона возможных ядовитых газов шимозы, прохладный сквознячок прогуливался по помещению.

Вдруг, характерный звук минного взрыва, сопровождаемый страшным вертикальным толчком, как бы подбросившим наш массивный стол и вырвавшим у меня из рук мой аппарат, заставил нас вскочить на ноги. У всех впечатление взрыва - непосредственно под нами.

Одновременно продолжительная вибрация броневой палубы и легкий крен на нос. Кто-то крикнул: "Задраивайте иллюминаторы!" Мы бросились было к ним, но их было слишком много, а продолжающиеся вибрации и какой-то странный шум, проникавший через открытую дверь, вынудил нас побежать к ней (другая была задраена снаружи). Впереди меня Сейпель, нахлобучив фуражку, устремился по коридору в машину. Всё еще находясь под впечатлением взрыва под кормой и считая себя последним, я остановился за дверью и начал ее задраивать. Только я набросил один болт, а со вторым не успел справиться, ибо кто-то сильно давил на дверь изнутри, {166} как раздался второй взрыв, ясно где-то в носу, и корабль задрожал еще сильнее. Бросив дверь, побежал по трапу. Едва достиг половины - взрыв где-то под соседней башней. Палуба, прилегающая к ее кожуху, раскрылась, стена огня пронеслась сбоку, спалив ворс правой стороны моей меховой тужурки, и исчезла. Но трапа не тронуло.

Во второй палубе поднималась по трапу бегом сплошная струя матросов. У подножия образовалась пробка. Но никаких признаков паники не было. Я приостановился, чтобы пропустить эту толпу и бросился к находившейся рядом моей каюте, желая - курьезная в такой момент идея - взять висевший там на стенке портрет моей тетки, артистки Заньковецкой. Но у самой двери, услыша раскат нового взрыва, где-то в центре и почувствовав усиление крена, повернул к трапу. Он был уже свободен. В этот момент заметил часового у денежного ящика, прикрепленного у кожуха башни. На мой приказ: "бросай всё и беги", ответ: "Никак нет, ваше благородие, не могу". Больше я его уже не видел, ибо был последним, поднявшимся по вздыбленному уже трапу.

Наверху картина полной катастрофы. Направо, - среди взвивающихся на бесконечную, казалось, высоту столбов пламени и клубов дыма, вырывающихся впереди задней трубы из спардека во всю его ширину, взметываются огромные осколки чего-то. Корабль уходит носом в воду, кренясь на правый борт.

"Виктория" (Памятная гибель на полном ходу английского броненосца "Виктория", протараненного броненосцем "Компердоун" во время маневров.) мелькнуло в голове.

Предо мною быстро вздымающийся левый борт, на котором несколько матросов и Перковский в белом кителе бросаются один за другим за борт. Чуть слева от них доктор Волкович в расстегнутом пальто поднимается с трудом, на четвереньках, по палубе, к борту. Куски исковерканного железа падают кругом. А вдали, как радостный контраст, ярко освещенные солнцем {167} ликующие высоты Золотой Горы и Электрического Утеса. Весь корпус корабля непрерывно дрожит. За кормой слышится шум работающего в воздухе, быть может, остаточным паром, винта.

Вдруг мозг пронизывают слова моего покойного отца: "Когда корабль гибнет, никогда не бросайся с наветренного борта" (Выражение, понятное для людей парусной эпохи, когда "наветренный" борт означал, нормально, борт поднимающийся.).

Я остался на месте, опираясь на раму люка. Несколько секунд, и поваленная по тревоге шлюпбалка поворачивается на оси и скользя по палубе, скашивает Волковича. Навзничь, на своем раскинутом пальто, с раскинутыми руками, бескровным лицом и закрытыми глазами, он проскальзывает по склону палубы. Протягиваю руку, чтобы удержать его за пальто, но могу только коснуться сукна.

Повернувшись для этого, вижу на вздымающемся крайнем юте группу человек в 30 матросов и благородную голову Верещагина, окаймленную барашком высокой шапки и воротника, как бы прикованных к борту звуком вращающегося винта.

Еще несколько мгновений - и новый взрыв выбрасывает, как пробку, правую кормовую 6-дюймовую башню. Соседняя с нею стрела Темберлея срывается с места, с басистым ревом вихрем проносится над моей головой и сметает всю группу Верещагина.