Порт-Артурский гамбит: Броненосцы Победы

Матрос был немедленно арестован и абордажная партия незамедлительно вернулась на крейсера. Мичман вместе с арестованным и его посланием срочно прибыли на "Россию" и бумажка была передана адмиралу. Заглянув в неё Иессен всего лишь усмехнулся и даже не стал разговаривать с Белкиным, которого немедленно забрал наш контрразведчик лейтенант Клюев, находившийся при адмирале. Офицеры и матросы бурно обсуждали происшедшее. Ведь не будь Фус так внимателен к противнику могла попасть информация чрезвычайной важности и мог быть уничтожен наш отряд, а может и вся эскадра. Но вызывало недоумение как простой матрос мог знать то, что не знали большинство офицеров отряда – точку встречи с Рожественским (а что же ещё могло содержаться в записке). Каково же было всеобщее изумление, когда Клюев вернулся вместе с Белкиным, который хоть и выглядел понуро, но никакой "обречённости" в его поведении не просматривалось.

– Поздравляю, мичман, – с лёгким сарказмом сказал контрразведчик Фусу, – вы сорвали операцию по дезинформации противника.

Конечно, как выяснилось, данное происшевствие не представляло для нас опасности, но то о чём мы все подумали в самый первый момент было вполне реальным. Вполне мог найтись какой нибудь националист с окраин империи или просто революционер, желающий поражения России. Ведь отправляли же поздравительные телеграммы микадо различные представиели российской, так сказать, интеллигенции.

И если бы конечная цель нашего похода не была так строго засекречена, могло произойти всякое…

Через час офицеры были собраны в кают-компании. Туда же пришёл и Иессен. Мы с удивлением узнали, что всё тот же Клюев просил нас собрать, чтобы сделать сообщение.

Этот тридцатилетний лейтенант, надо сказать, выглядел совершенно банально, ничего таинственного или особо мужественного не было. Невысок, слегка приплюснутый нос, бесцветные глаза с рыжими ресницами. Даже проведя с ним около двух недель в поезде я через день после того, как мы расстались, не мог чётко вспомнить его лицо. Но когда он встал и заговорил в кают-компании "России" как то сразу чувствовалось, что это очень сильный и умный человек.

– Господа, – начал он, – эта операция, свидетелями результатов которой вы были, конечно не была столь наивна, как может показаться. Меньше всего мы надеялись на то, что получив сведения от случайного человека Того бросится в точку, которую мы с адмиралом указали в записке. Это было сделано в первую очередь для вас. Чтобы вы поняли и прочувствовали, как легко можно практически без особых затрат решить судьбу войны. Я не хочу посеять в вас, господа, семена подозрительности друг к другу, к матросам, но постарайтесь понять почему любой человек, который будет высаживаться на досматриваемые суда может быть как предателем, так и моим агентом, который бдительно будет следить за всеми, в том числе и за вами.

По кают-компании прокатилась волна возмущённого перешёптывания. Лица некоторых офицеров побагровели и они с нескрываемой неприязнью смотрели на лейтенанта.

– Ваша реакция предсказуема, господа офицеры, – нимало не смутившись Клюев продолжал, – А известно ли вам, что уже минимум пять офицеров нашего флота уличены, как члены революционных партий? Что они желали и желают поражения России в этой войне? Как вы думаете, я могу допустить, что один из вас тоже революционер? Или я должен отказаться от такой мысли, чтобы никого не обидеть подозрением, но при этом рисковать уничтожением эскадры противником? Я прошу смело высказаться любого, кто со мной не согласен.

По помещению снова прокатилась волна перешёптывания, но возражать Клюеву никто не стал.

Надо заметить, что он всё таки был прав. Как бы не была закрыта наша каста, но было сколько угодно случаев, когда столбовые дворяне оказывались втянуты в революционное движение. И было правильным, когда такие же "беседы" он провёл на "Громобое" и "Богатыре".

***

Шестого января Вирена неожиданно вызвали на "Суворов". На этот раз Рожественский у трапа его не встречал. В салон адмирала Роберта Николаевича проводил вахтенный офицер.

Командующий встретил контр-адмирала с хмурым видом.

– Скажите, Роберт Николаевич, – начал Рожественский, когда они разместились в кожаных креслах, – правда ли, что "Севастополь" был потоплен намерянно, а не налетел на японскую мину?

– Откуда у вас такая информация? – деланно удивился Вирен.

– Ну такая информация есть, неважно откуда. Вы будете утверждать, что это ложь?

– Нет, естественно. Просто интересно кто вам её доложил.

– Надеюсь, вы сами понимаете, что я не могу ответить на ваш вопрос. Итак, это правда?

– Правда.

– Вы сами понимаете, что вы сделали? Вы во время войны своими руками утопили эскадренный броненосец! Это же не лезет ни в какие ворота! Это предательство!

– Ваше превосходительство! – голос Вирена стал ещё более скрипучим, чем обычно, лицо окаменело, – я прошу вас помнить, что я дворянин и офицер флота российского. И никто не смеет говорить мне такие слова, которые только что произнесли вы.

– Но факт…