Портал

Он вскочил и почувствовал, каким лёгким стало тело. Подбежал с нетерпением к зеркалу и … увидел мускулистого парня, с улыбкой от уха до уха. Срок обмена истёк, и мужик убрался восвояси. Никита был вне себя от счастья. Он спешно позавтракал и поехал через весь город к родителям.

Дверь открыл отец. Он постарел, осунулся, поседел и вкупе с интеллигентной улыбкой был похож на бродячего художника.

– Никита! Заходи, что стоишь?! Давненько мы тебя не видели. Случилось что? – отец говорил торопливо и радостно, – Таня, Никита пришёл! – крикнул он вглубь квартиры жене.

– Как же я по вам соскучился! – Никита обнял отца так крепко, что тот ойкнул от неожиданности.

– Ну и силищи у тебя! Точно всё в порядке?

– Да, в порядке! Сейчас – в порядке. Пап, спасибо тебе!

– За что? – отец смотрел на сына удивлённо, словно видел его впервые.

– За то, что ты самый лучший папа на свете! – Никита заметил, как увлажнились глаза отца и обнял его ещё крепче. – Я тебя люблю!

…От родителей он вернулся поздно. Сначала ужинали (мама по такому случаю приготовила шарлотку), потом смотрели фотографии, делились новостями – время пролетело незаметно. А ночью Никите приснился сон. Какой-то дядька с всколоченными волосами и фингалом под глазом благодарил его за помощь. Он смешно кланялся и при этом отдалялся от Никиты всё дальше и дальше… Пока не исчез навсегда.

Битва

Главная опасность, от которой необходимо оберегать детей, их родители.

Бернард Шоу

Они стояли друг напротив друга на расстоянии пяти шагов. В их руках не было оружия, даже намёка на него. Тем не менее, это была дуэль. Словесная дуэль. Их глаза горели ненавистью, злые фразы летели, подобно огненным стрелам, задевая слабые места.

– Почему я не могу прийти домой и расслабиться? В конце концов это и мой дом тоже, разве нет?

– Лежать перед телевизором с пивом – это ты называешь "расслабиться"? А для меня, значит, дом – это вторая работа? Приготовь, накорми, постирай, погладь, убери… Мне расслабляться не нужно?

– Что ты всё ноешь? Достала уже! Не хочешь – не готовь, найдём – что пожевать! Стирает она! В машину бельё затолкать, да нажать пару кнопок – минутное дело!

– Пожевать! Забыл уже, как орал, когда три дня ужинали макаронами с тушёнкой? Тогда ты тоже умничал, что готовить не нужно – наварил на неделю и хорошо. А потом вдруг курочки захотел в кляре, жаркого…

– Да заткнись ты! Что ты меня всё время попрекаешь?! Деньги зарабатываю, "налево" не хожу. Чё тебе ещё надо? Прынца на белом коне? Извини, не подхожу на эту роль!

– Да, до принца тебе далеко… Куда я смотрела, когда замуж за тебя выходила?!

– Во–во! Я тоже не на скандалистке женился! Прикидывалась лапушкой, пока не окольцевала… Да пошла ты!…

– Сам проваливай! И не подходи ко мне больше!…

В пылу битвы никто не замечал маленького мальчика, который сидел в шкафу, зажимая изо всех сил уши. Он вспоминал, как зимой с родителями гулял по лесу. Как мама весело смеялась, увидев забавного снеговика с "руками"–веточками, которого слепил папа. В воздухе медленно кружились снежинки и всё было таким волшебным… Счастливые воспоминания сделали своё дело. Мальчик перестал плакать и успокоился. Страх, почти овладевший им, отступил и исчез. Вместо него появилась твёрдая решимость. Уверенность, что всё можно изменить.

Мальчик выбрался из своего укрытия и побежал. В самое пекло битвы. Словно воин света, встал он между родителями и тихо произнёс: "Простите меня, пожалуйста! Я вас очень люблю!"

Битва была окончена. Злость и ненависть испарились, согретые теплом маленького сердца. Сердца, наполненного верой и любовью.

Булавка

Высокомерие складывается из чересчур высокого мнения о себе и чересчур низкого о других.

Мишель де Монтень

Весть о возвращении английской булавки потрясла всех обитателей шкатулки. Катушки ниток запутались в рассуждениях, пуговицы смотрели друг на друга с недоумением, а старый напёрсток, прослывший молчуном, приставал ко всем с расспросами почём зря. Сама булавка хранила молчание, забившись в уголок и притворившись спящей.

Прошло несколько дней, но интрига сохранялась. Внутри шкатулки ходили настолько немыслимые слухи, что иголки, порой, зажимали уши, а вязальный крючок даже поспорил с ножницами. Все помнили тот день, когда булавка, раздувшись от гордости, рассказывала, насколько она знаменитая особа.

– Меня передают из поколения в поколение, – вещала она, надменно улыбаясь, – я оберегаю моих хозяев от сглаза и порчи. Они никогда не выходят без меня на улицу. Иначе – быть беде.

Слушая англичанку, портновские булавки завистливо вздыхали и отводили глаза, ведь у них не было такой важной миссии. Иголки же, напротив, ловили каждое слово гордячки и радовались тому, что живут с такой знаменитостью. Один напёрсток молчаливо хмурил брови и усмехался, думая о чём–то своём.

Однажды булавка исчезла. Вечером, как обычно, укладывалась спать, а утром пропала.