Портартурцы

— История заклеймит меня. Оправданий не подберешь. — Фок поморщился и снова развернул телеграмму Стесселя:

«Сообщите свое решение, возможно ли удержать позиции? Если невозможно, то надо организовать обстоятельно отход: все орудия и снаряды, возможные для перевозки, пользуясь ночью и прекращением боя, спустить и погрузить на поезда; которые невозможно погрузить — надо испортить и посбрасывать. Пятнадцатый полк должен занять тыльную позицию у Наньгуалина, а шестнадцатый надо подвести к нему или двинуть по Приморской дороге на Сяобиндао и Меланьхе; пока бухты не обнажать. Отводить начать с резервов. С уходом шестнадцатого полка жители Дальнего могут выехать или пешком прибыть в Артур».

— Возможно… невозможно. Надо… или, если… трафаретное распоряжение. Ближе бы к бою, а не торчать в Артуре, вот что надо! — Фок сжал кулаки, шея его покраснела, — Спустить и погрузить на поезда… К чертовой матери спустить такое высшее командование! Как пареная репа. Хоть бы капля смысла! Даже на Тафашин для раненых нельзя продвинуть поезда.

15

Темнело. Непрерывно мигал огонь неприятельских батарей. Над Третьяковым разорвался стакан шрапнели. От пуль поднялись клубы пыли. Раздался крик. Полковник оглянулся и увидел своего горниста присевшим на землю.

— Держись за меня, я тебя уведу в блиндаж.

— Я сам… туда… я видел… люди бегут…

Через две минуты полковник, поддерживая горниста, спустился в блиндаж и — занялся перевязкой раненого. В блиндаж вбежал поручик Садыков:

— Японцы на наших батареях!

— Скорее к баракам! Резерв в действие! В штыки! Атаковать!

Это был вопль, после которого началась неразбериха, а за нею отступление пятого полка,

16

В пять часов вечера на нашем левом фланге началась ружейная перестрелка. Это обеспокоило подполковника Белозора, Он вызвал к себе батальонного адъютанта поручика Станкевича.

— У нас там что-то серьезное, пойдемте выясним положение дел. Смотрите, прошло полчаса, а ружейный огонь еще более усилился.

Белозор и Станкевич пошли вдоль окопов к перевалу. Впереди, у бруствера и ниже, падали снаряды. Разорвалась бомба. Подполковника отбросило и засыпало землей, поручика ранило в голову. В хаосе взрывов Белозор увидел пробирающегося к нему унтер-офицера.

— Ваше высокоблагородие, помогите удержать солдат в нижних окопах, там сподручнее встретить японцев в штыки.

Огонь на левом фланге стал затихать. Солдаты двенадцатой роты вернулись в нижние окопы. Прибежал посыльный и подал Белозору записку от Третьякова:

«Генерал Кондратенко поздравляет наш полк с отбитием неоднократных атак. Прокричать по этому поводу в окопах «ура».

— Семь часов вечера. Разогреть обед и приготовить чай. Я схожу к третьей роте, — сказал Белозор и вдруг услышал в стороне редута ожесточенный ружейный огонь.

— Боже мой, опять атака! — воскликнул подполковник и побежал на выстрелы. У окопа он встретил запыхавшегося солдата:

— Японцы флаг поставили, ваше высокоблагородие. Я от командира четвертой роты.

— Какой там флаг? Мы же все атаки отбили!

Так точно! Отбили начисто, а флаг есть без всякого сумления, ваше высокоблагородие.

Добежав до того места, откуда был виден редут № 3, Белозор остановился. На горе, в тылу наших окопов, за редутом № 8, развевался японский флаг. Вся местность была занята японцами, стрелявшими по четвертой роте. Заняв горку, солдаты отстреливались, продолжая в то же время стрелять вниз по свежим колоннам врага. Японцев на горе было очень много; переполнив окопы, некоторые, чтобы укрыться от огня четвертой роты, бежали к флангу. Большая часть неприятеля бросилась в атаку.

«Все переместилось, не поймешь, где наши, где враги, — подумал Белозор. — Положение критическое, особенно сейчас, к ночи. Но стрелки молодцы. С каким спокойствием они расстреливают японцев». Подполковник видел; груды японских трупов лежали по склону горы и возле окопов.

Японцы приостановили наступление. В это время люди пешей охотничьей команды, видя, что японцы у них в тылу, двинулись по рву того окопа, из которого отстреливалась часть четвертой роты. Смешавшись со стрелками, охотники помешали вести правильную стрельбу по противнику: из-за тесноты невозможно было повернуть винтовку. Японцы били наверняка. Вскоре из-за батареи № 4 показались новые колонны японских солдат. Кольцо врага смыкалось.

Увидев нашу полную безвыходность, японские офицеры выскочили с флагами вперед. Стрельба приостановилась.

— Сдавайся! — кричали японцы.

Перед горстью усталых русских сплошным строем стояли неприятельские солдаты. Со стороны наших кто- то крикнул:

— Пли!

И все, кто был в состоянии, начали отстреливаться. Среди японцев началась давка. Главной своей массой они отхлынули назад.

— Отходить к батарее! Смелее! Правофланговые выручат!

Стрелки оживились. Наклонясь, быстрыми шагами передвинулось около полуроты солдат. Стрелки заняли первую батарею.

— В штыки!

Японцы попятились. Но вдруг от правофланговых окопов на головы русских посыпались пули. Белозор оглянулся и увидел бегущих оттуда японцев.

Стрелки сгруппировались вокруг подполковника.

— Отстреливаться! — кричал он. — Не сдаваться и не отступать!