Из-за портьеры появился слуга-китаец в мягких туфлях на высоких подошвах, а за ним — бой с блюдом, наполненным печеньем и сладостями. На слугу и мальчика, одетых в шелковые национальные костюмы, никто из гостей не обратил внимания. Все смотрели на Валю. Ее крупное, продолговатое лицо было строгим. Она улыбалась глазами и этого было достаточно: гости видели перед собой красивую и спокойную девушку. Валя возмужала. Тонкие морщинки легли на ее лоб у переносья. Гости с низким поклоном жали руку девушке. Последним поздоровался капитан. Задержав ее руку, он попросил:
— Валентина Модестовна, сыграйте для нас что-нибудь. В этом городе мы так редко слышали хорошую музыку.
Валя вспыхнула. Слова капитана показались ей первым приемом ухаживания. Не отнимая руки, она ответила:
Что вы? Я же только учусь.
— Очень прошу. Музыка утешает, а я так соскучился по семье. У меня маленькая, востроглазенькая дочка…
— А-а-а, — ласково протянула Валя и пожала руку капитану. — Мы с вами вместе выберем, что сыграть.
Девушка взяла у боя поднос со сладостями — он ждал ее у портьеры — и обошла всех гостей.
Капитан стоял у окна.
— Я хотел бы послушать Чайковского, — сказал он, когда к нему подошла Валя.
— Сыграю, Николай Степанович, но позднее. Мы не знаем гостей… Что вы скажете против «Бури на Волге?»
Николай Степанович одобрительно закивал головой и подумал: «Какая умница, точь-в-точь, как моя Наташа».
Музыкальная пьеса была прослушана в полной тишине, и когда Валя кончила, к пианино подошел Лыков.
— Божественно! Русские мотивы, наши волжские…
Как ваше здоровье, Валентина Модестовна?
Капитан поморщился и отошел в сторону.
Валя взглянула на Лыкова и улыбнулась.
«Дрова и тавровые балки хорошо изучил, а к людям подхода не освоил», — подумала она.
— Сыграйте еще что-нибудь, — выкрикнул поручик. — Вальс Штрауса.
Пока Валя играла, подошли еще гости: директор банка и доверенный местной крупной торговой фирмы «Чурин и К°» с женами. Модест Владимирович объявил, что сейчас начнутся танцы, и сам сел за пианино. Вечер проходил оживленно. Валя танцевала с Лыковым, поручиком и капитаном, но беседовала исключительно с Николаем Степановичем. Она расспрашивала его о семье, о службе, о крае.
— Мало знаю о Китае и меньше того — о японцах… Краснею от стыда…
В конце ужина мужчины все чаще и чаще стали прикладываться к рюмочке. Лыков раскраснелся и оживился. Поручик мурлыкал напев из «Веселой вдовы». Капитан пил коньяк, но сдержанно. Он остановил поручика, который было направился в гостиную.
— Выпьем… Я откопал мартелевский коньяк высшей марки… Занятная штука с лимоном… Девочки пусть сыграют. Отсюда даже лучше слушать.
Валя играла попурри из русских песен.
— Вот она, Русь святая! — воскликнул Лыков. — Выпьем за великий русский народ, господа! Что вы там наливаете, капитан? За русский народ — и коньяк? Нет, надо по стакану беленькой!
— Согласен, — сказал капитан. — Русской водки так русской водки…
Все выпили и стали закусывать, а капитан стоял с вытянутой рукой.
— Что же, вы, Николай Степанович? — спросил поручик. Все обернулись в сторону капитана.
— И я выпью. Но дозвольте мне, дорогой Лыков, сказать вам, как русскому человеку и купцу, несколько слов… — Капитан с протянутой рукой, в которой держал стакан, подошел к Лыкову:
— Прогоните японку, которая живет с вами.
— Позвольте. Это — мое частное дело.
— Нет! Это сугубо государственное дело! — выкрикнул Николай Степанович. — В вашем доме не прекрасная мадам для вашего удовольствия, а японский агент.
Лыков густо покраснел.
— Не может этого быть! Она приняла русскую веру.
— Знаю. В Японии на русские деньги содержится фабрика японских шпионов. Она прозывается русской православной миссией.
Поручик попытался одернуть капитана.
— Вы забываетесь, поручик! Я понимаю, что говорю. Со знанием русского языка да с молитовкой куда лучше одурачивать… Нет, это безобразие! — снова выкрикнул капитан, отвечая на недоуменные взгляды гостей. — Своими денежками мы оплачиваем шпионов, у своей груди их пригреваем… Прачки, парикмахеры, бои, портные… Вся эта орава в сотни глаз смотрит, что мы здесь делаем и сколько нас на Квантуне. Попробуй скройся от них и сохрани государственную тайну. Все они — веревочная петля, в которой мы стоим обеими ногами. Придет время, они дернут за ее конец, и мы брякнемся… Во весь рост брякнемся.
Лыков опустил голову. Большинство гостей задумалось, а поставщик леса проговорил:
— Надо налить еще по рюмочке и промыть глаза… Прачек и содержанок испугались. Эка, подумаешь, страсть!
— Вы прохвост! — взвизгнул капитан. — Выходите во двор, я вас выдеру за уши. А то здесь, знаете, при дамах неудобно.
— Что? Что? — захлопал глазами поставщик леса.
— Пойдемте на свежий воздух, — испуганно сказал директор банка и вывел толстяка на крыльцо.
— Я извиняюсь, господа. Но прошу хорошенько вдуматься в мои слова. Не сегодня, так завтра— война, а мы обвешаны услужливыми японцами… Боже мой, когда же все поймут эту опасность!
Голос капитан задрожал. Протерев очки и сделав общий поклон, он ушел.
— Какой невозможный человек! — воскликнули гости.