Портфель капитана Румба

– Мыс Горн, – сказал шкипер Джордж с таким удовольствием, словно сам поставил этот мыс тут, на южном кончике Америки. – Нет, господа, это невероятно! Обойти кап-Горн в тихую погоду! Такое случается раз в сто лет! А?..

– Мы ведь еще не обошли, – осторожно заметил Макарони и на всякий случай поскреб ногтем по деревянному планширу.

Но он зря опасался. Все кончилось благополучно, и «Милый Дюк» взял курс на норд-вест, опять в тропические воды.

Снова светилось море. Снова небывало яркими гроздьями горели в черном небе южные созвездия. А когда вставала круглая луна и разматывала через весь океан свою серебряную дорогу, можно было задохнуться от изумления такой красотой.

Порой казалось Гвоздику, что не осталось никого на планете, кроме экипажа «Дюка». И земли никакой нет, а только океан. Прежняя жизнь, Гульстаун, таверна, твердые берега и каменные улицы вспоминались смутно и без сожаления. Пожалуй, только о Джекки Тимсоне думал Гвоздик с легкой грустью. Хоть и ссорились иногда, а все-таки были приятелями…

Лишь одно черное воспоминание портило временами радость плавания: как закричал и ухнул со скалы бывший учитель Шпицназе. Но думал об этом Гвоздик все реже и реже. Прошлые, «сухопутные» дни казались удивительно далекими.

И еще плохо, что почти не было на «Дюке» книжек. Только навигационные справочники и Библия на испанском языке. Библию читал Макарони, а Гвоздик почти не понимал по-испански. Оставалось одно: слушать по вечерам истории из книги дядюшки. Гвоздик, правда, их знал почти наизусть, но все равно усаживался вместе со всеми по вечерам на баке. Зажигали пузатый фонарь, и папаша Юферс читал рассказ за рассказом о таинственных или смешных случаях, о всяких приключениях.

Случалось, что истории рассказывал и кто-то из матросов – еще неизвестные папаше Юферсу. Тогда дядюшка хватался за карандаш…

– Ох и славный был рулевой наш Генри Дрок, по прозвищу Восьмерка, – говорил, почесываясь, Боб Кривая Пятка. – Это, значит, когда я плавал на «Серебряной курице» с капитаном Кнопом… При ровном ветре и на спокойной воде Генри мог крутить такие вензеля, что пенным следом выписывал свое имя. Будто конькобежец где-нибудь на застывшем канале в Голландии.

– Ну, выписать восьмерку – нехитрое дело, если, конечно, команда не зевает на парусах, – ревниво замечал негр Харро Бланко, тоже отличный рулевой.

– Да не восьмерку, а слово «Генри»! – доказывал Кривая Пятка. – Я же объясняю вам!..

– Однако вы немножко врете, Пятка-сан. Извините… – не верил Сакисаки. – Так, простите, не бывает.

– Ха! «Не бывает»! Он мог еще и не такое! Однажды он поспорил на пять золотых с боцманом Дудкой, что отточенным, как карандаш, бушпритом въедет в окно таможенной конторы и выбьет им стальной зуб в пасти старшего инспектора Друмма, которого все терпеть не могли (он был взяточник). Этот Друмм имел привычку торчать у окна за своим письменным столом и пялить глаза на рейд. А контора была у самого берега…

– И выбил? – удивлялся простодушный старина Питер.

– А как же! Подкатил к пирсу круто-круто в бейдевинд, привелся до мордотыка[6], въехал по инерции бушпритом сквозь стекло – и готово… Но боцман Дудка золотые не отдал, заспорил. «Ты, – говорит, – попал не в стальной зуб, а в тот, что рядом». Уточнять же было некогда, потому что, само собой, пришлось уносить ноги с рейда. Хорошо, что был отвальный ветер… Да эту историю знают все в порту Сан-Кармазо.

– Кстати, недалеко от Сан-Кармазо есть островок с заброшенным маяком, – вступил в беседу боцман Бензель. – Слышал ли кто-нибудь из вас, как Билли Большой Карман однажды нашел там черную непрозрачную бутылку, и когда откупорил…

Ну и так далее. Иногда – такие истории, что живот болит от смеха. А иногда – озноб по коже. Только о капитане Румбе почти не говорили вслух. Беппо Макарони утверждал, что, возможно, дух Ботончито летает здесь, неподалеку, и лучше его не раздражать праздной болтовней.

– Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, дух, если он и вправду есть, должен обитать на острове Акулья Челюсть, – возражал Сэм Ошибка.

– Что такое для духа несколько сотен миль! Дух летает быстрее звука, – объяснял Макарони и, ежась, оглядывался.

Шкипер Джордж назидательно предупреждал:

– Беппо, ты плохо кончишь, если не перестанешь верить во всякую чепуху. Моя мама уж на что суеверный человек, но и то говорит иногда: «Приметы надо уважать, но самая плохая примета, если ты дурак. Тут, сколько ни плюй через плечо, все равно будешь иметь неприятности».

– Значит, у вас есть мама? – однажды осторожно спросил Гвоздик.