— Агата Никитична, — назвалась тетка лет шестидесяти, невысокая, полная, с уложенной вокруг головы косой. Я точно видела ее в Эрмитаже, значит, тоже из нашей группы. Стало быть, из пришельцев лишь вышеозвученные темнокожий и краснолицый. — Я была известной в свое время пианисткой, — затараторила мадам. — Исполняла Моцарта на сцене Большого театра! Мне завидовал сам…
— Это никому не интересно, — бесстыже перебила взрослую женщину малолетка Света и пристала к негру, не пряча злую усмешку: — Гораздо любопытнее узнать про господина из Южной Африки. Расскажи нам, пожалуйста, про себя.
— Я никогда не был в Южной Африке, — миролюбиво отозвался псевдо-Абдулла. — Я родился в Москве. Зовут меня Иннокентий.
— Негр Кеша — это что-то! Ха-ха! А фамилия, наверно, Черных? — продолжала глумиться девица, а Лера дернула ее за руку, мол, неприлично.
— Нет, Александров. Но, может быть, обойдемся без фамилий? Мне всего-то двадцать шесть.
— А когда я играла нашего советского композитора Шостаковича, то сам директор театра подарил мне бронзовую… — пустилась в воспоминания Агата Никитична, но ее никто не слушал, потому не берусь утверждать, что там ей такое подарили.
— А ваш друг? — кивнула Света в сторону индейца.
— Орлиный Глаз, — с полной серьезностью и даже с какой-то неописуемой важностью представился тот всем нам, сделав вперед три твердых шага.
— Ах, ну да! — рассмеялась Барская, дескать, как это я сама не догадалась.
— На самом деле, — сказал Кеша, — на языке древних ацтеков его имя звучит как Куаюнютаноук, или как-то так. Орлиный Глаз — это перевод, чтобы вам было удобно. Правду я говорю, брат мой? — Орлиный Глаз величественно кивнул.
Я лишь жалась к Катьке, пугаясь надвигающейся действительности. Провести целый день бок о бок с этими странными людьми! Что мне с моей социофобией предстоит вынести? Одному Богу известно.
— Ладно, это все мы выяснили, — резюмиро-вала Лера. — А водителя зовут Альберт Семено-вич Морозов, прошу любить и жаловать. — Альберт, имеющий едва намечающуюся лысину среди темно-пепельных волос, шутливо поклонил-ся. — Ну что, пройдем на борт? Да, Альберт?
— Конечно!
Мы загрузились в «Газель». Когда отъехали на приличное расстояние (все это время публика пожирала глазами неординарных членов бригады Иннокентия и индейца, а Агата бубнила себе под нос про встречу с директором Большого), Катерина не выдержала и полезла в сумочку, выудив оттуда записку с непонятными словами.
— Ты ее с собой потащила на экскурсию? — удивленно зашипела я.
— Как видишь. Может, нам умник Логинов что-нибудь подскажет.
— А? — обернулся он к нам с предыдущего сиденья.
— Жень, придумай мне, пожалуйста, что это за «м» и «нф» в записке. — Катя протянула ему загадочный листок.
— Так я и знал, что ты не уймешься с этой шифровкой, — обреченно проговорил тот, принимая его. — Фигня, — подытожил друг через пару минут пристального изучения и вернул бумагу владелице.
— А дайте я попробую! — активизировался Павел.
— Ты что, собрался расшифровать строго засекреченное послание? — уставился на него Логинов. — Не смеши. Наверняка этот Штирлиц предназначал текст не нам, стало быть, и браться нечего.
— Я умею расшифровывать! — стал настаивать на своем Самойлов. — Дайте мне бумажку! Живо!
— Ну ничего себе, — подивилась Любимова Пашиной напористости и послушно всучила ему в руки то, что он просил.
— Так-так-так-так… — Паша озадаченно почесал затылок и выдал: — Мне нужен компьютер!
— А мне пластиковые окна, что дальше? — ос-калился его дружбан.
— Нет, мне нужен компьютер, чтобы разгадать послание!
— Ничего, вот приедем в Петергоф, там между дворцом и центральным фонтаном интернет-кафе расположилось прямо на травке.
— Прекрати смеяться! — обиделся Паша.
— Паш, ты что-то придумал? — обратилась к нему Катька, которая, по-моему, уже ни о чем и думать не могла, кроме этой чумовой записки.
— Пока не знаю. Вот получу комп — сразу скажу, придумал али нет!
— Паша, компьютер будет только дома! — в отчаянном исступлении выпалила Катерина. — А мне нужно сейчас!
Здесь «Газель» затормозила, съехав на обочину. Лерка выскочила из машины, бегом отправилась к серому кирпичному дому, размахивая рукой с фотокамерой, и спряталась за дверью с вывеской «Фото — печать».
— У них компьютеры должны быть, — осенило меня. — Паш, можешь сбегать и посмотреть, что тебе нужно.
— Ага, — воодушевился друг и заелозил на сиденье, что-то ища.
— Ну что ты тут ручками шелудишь? — возмутился Жека, когда Пашины шаловливые ладони, прощупав себя и свое сиденье, принялись за друга. — Грязный мальчишка, мы в приличном обществе!
Мы с Катей захихикали, а Паша недовольно проворчал:
— Кончай бухтеть, я серьезно! Мне нужна бумага и ручка.
— Бумага у тебя в руках. А ручка — вот она, — достал он из кармана пишущий инструмент и лучезарно улыбнулся, — нужно было просто попросить. — Когда тот метнулся к выходу, сломав попутно ручку от двери, Женька, покачав на друга головой, обернулся к нам: — Катенька, не хочешь со мной пока посидеть? А то я соскучился!
— Что? — выдернулась Катька из дум о записке. — Нет, Жень, мне не до этого.