Портки

Ада(внезапно угрожающим тоном). Ты думаешь, что живёшь ещё во времена мужской гегемонии? Если я подам жалобу в Комитет Освобождённых Женщин, будет уже не пятнадцать, дружок, а пятнадцать плюс восемь дней в ожидании суда?

Леон. Я ничего не сказал! Я сказал только, что не закончил статью.

Ада(привязывая его). После продолжишь. Во время сеанса самокритики ты должен быть связан, ты знаешь.

Леон. Кто сказал, что нельзя критиковать себя со свободными руками?

Ада. Инструкция!

Леон(ворчит в то время как она привязывает его к столбу). Во всём инструкции виноваты!

Ада(строго). Не горничных же винить? (Не отвечая, он опускает голову.) Видишь, что у тебя совесть не чиста, дружок. Ну что, всё вспомнил?

Леон(мямлит). Частично. Жизнь длинная, всего вспомнить нельзя!

Ада. Свинячества не забываются! Как со старыми-то приятелями по школе ли, по полку соберетесь после обеда, хоть тридцать лет спустя, всё мигом всплывёт! Я довольно наслушалась, пока вы там тешились с однокашниками в твоём кабинете, с сигарами да за коньяком!

Леон(подскакивая). Ты подслушивала под дверью?

Ада(ядовито). Это моя дверь, а ты — мой муж!

Леон. Только прислуга под дверьми стоит!

Ада(внезапно выпрямляясь, ядовито вопит). Именно! Именно была я твоей прислугой всю мою жизнь! Так что могу себе это позволить! Попробуй сказать, что я не прислуживала тебе двадцать лет, твоих детей подтирала да тарелки мыла, носки твои вонючие кипятила, трусы гнилые проветривала!

Леон(кричит). Ты лжёшь! Благодаря моей работе, тебя всегда люди обслуживали! У нас даже кухарка с камердинером жили!

Ада(усмехается). Жили! Двух недель не прожили! Пара на славу, честное слово! Кухарка, правда что, перл! Но сутенёр этот её эксплуатировал, а обязанностей своих ни ухом, ни рылом! Объявляет: «Мадам, кушать подано!» И, выйдя, за дверью, бывало, так ветры громогласно спустит, что хрусталь на столе верещит. Пренебрежение своё выказывал, бездельник! Нечего тебе сказать против этого!

Леон(холодно). Я ничего и не говорю. По этой причине они были уволены. Впрочем, Ада… это супружеская ссора или сеанс самокритики? Если ссора, то нам нужно, по меньшей мере, часа два времени, если тебя, конечно, не понесёт. А мне статью курьеру отдавать, он везёт её на велосипеде к полудню. Иначе денег на сегодня, как своих ушей…

Ада(с неожиданным спокойствием. Хорошо. Ты меня вывел из себя. Начнём. (Она садится, надевает учительские очки и берёт блокнот.) Что я тут вчера записала? Детство. На чём мы остановились? Ах, да. Девочка тринадцати лет… была старше тебя на два года… она завела тебя в уборную…

Леон(стараясь уменьшить значимость этого). Боф!

Ада(строго). Нет, не «боф»! Она портки тебе расстегнула, как ты вчера заявил… она ли, иль ты сам расстегнулся? Постарайся припомнить, это главное!

Леон. Она. Подтверждаю.

Ада(нейтрально). И тебе это доставило удовольствие?

Леон. Да.

Ада(подскочив, справляется в своих записках). Как это да? Ты же вчера говорил нет!

Леон. Вчера мои мозги не были достаточно промыты. Там оставалось немного угрязнения. Сегодня, к моему стыду, я должен признаться, что да, мне это понравилось.

Ада(многозначительно записывает). Так. Первый опыт я зачёркиваю. Пишу… удовольствие. Это она сделала первый жест? Ты уверен?

Леон. Это случилось задолго до противозачаточных таблеток и освобождённых женщин! Это была маленькая первооткрывательница! (Хнычет, смягчаясь.) Я сделал это впервые с пионэркой! По-моему, даже мило.

Ада(справляется в своём вопроснике). Ещё чего! Кто она была, социально?

Леон. Дочь батрака… он работал у деда.

Ада(с внезапной строгостью). И ты, конечно, ни минуту не думал, что твой мелкобуржуазный жест фаллократа и гегемона может поранить чистую душу дитя народа?

Леон(ошеломлённый, стонет). Я же говорю, что это она расстегнула мне пуговицы, и при этом была на два года старше меня!

Ада(размышляет с ледяным выражением лица). Нечисть! Повторяй за мной… «Я — буржуазная дрянь. Преследуя низменные желания и извращённые удовольствия, я запятнал невинное дитя народа, не заботясь об ужасной душевной травме, которая могла бы стать этому последствием, и, таким образом, навсегда скомпрометировал её будущее, обрекая на нищету и, может быть, тротуар».