Портной из Панамы

Позже Пенделю казалось, что прибытие в ателье Оснарда должно было непременно сопровождаться раскатами грома и прочими, как выразился бы дядя Бенни, приправами этого рода. Но этот день в Панаме выдался на удивление ясным, искристым, что было несколько необычно для сезона дождей, и солнце сияло вовсю, и две хорошенькие девушки заглядывали в витрины «Гифтика» Салли, что напротив через улицу. И бугенвилем в соседском саду цвели таким пышным соблазнительным цветом, что так и тянуло их съесть. И вот без трех минут пять — Пендель ни на секунду не усомнился, что Оснард будет пунктуален, — к дому подкатил коричневый «Форд» с откидным верхом и с наклейкой «Avis» на ветровом стекле и припарковался на площадке для машин клиентов. А за ветровым стеклом виднелась забавная физиономия под шапкой черных волос, страшно похожая на тыкву для Хэллоуина. Почему это Пенделю пришел на ум Хэллоуин, непонятно. Но это было явно недобрым знаком. Должно быть, виной тому были круглые черные глаза гостя, так он объяснял это позже.

И в этот миг на Панаму пала тьма.

Причиной подобного явления стала одна-единственная дождевая тучка, размером не больше, чем ладошка Ханны. Она закрыла собой солнце. И в следующую секунду по ступенькам крыльца забарабанили крупные капли, засверкали молнии, а от оглушительных раскатов грома включилась сигнализация всех автомобилей на окрестных улицах, и вдоль тротуаров помчались бурлящие коричневые потоки воды, несущие с собой обломанные пальмовые ветви, жестянки и прочий мусор. И, как это всегда бывало здесь во время ливня, словно из ниоткуда повыскакивали бойкие чернокожие парни в кепи и с огромными зонтами на длинных ручках. Всего за доллар они предлагали сопроводить вас под зонтом из машины до дома или же подтолкнуть машину, отвести на более высокое место, с тем чтобы ни вы, ни ваш автомобиль, не дай бог, не пострадали.

Как раз один из таких парней о чем-то спорил сейчас с человеком-тыквой, сидевшим в своем автомобиле всего в пятнадцати ярдах от спасительных ступенек в ожидании, когда этот Армагеддон окончится. Но Армагеддон, похоже, затянулся, погода была безветренная. Человек-тыква пытается игнорировать чернокожего парня. Черный парень не отстает. Человек-тыква сдается, лезет во внутренний карман пиджака — а на нем именно пиджак, явление для Панамы вполне обычное, если вы собой хоть что-то представляете или же работаете телохранителем, — достает бумажник, выуживает из этого самого бумажника банкноту. Затем возвращает бумажник во внутренний карман пиджака, опускает боковое стекло, чтоб черный парень мог просунуть пальцы и взять купюру, обменивается с ним какими-то любезностями, и тот оказывает услугу. Операция успешно завершена. Пендель успевает заметить: человек-тыква дал парню с зонтиком целых десять баксов! И еще: человек-тыква прекрасно говорит по-испански, и это несмотря на то, что он совсем недавно приехал в Панаму. И Пендель улыбается. В улыбке, почти всегда украшающей его лицо, читается на сей раз еще и приятное предвкушение.

— А он моложе, чем я думал! — кричит он в стройную спину Марты, склонившейся над столиком в своей застекленной кабинке. Марта поглощена проверкой лотерейных билетов. Она, как всегда, ничего не выиграла.

Пендель доволен. Он уже видит Оснарда своим постоянным клиентом, он готов шить ему костюмы на протяжении долгих лет и наслаждаться его дружбой. И все это вместо того, чтоб сразу признать в нем того, кем Оснард является в действительности: клиентом из преисподней.

Поделившись своим наблюдением с Мартой и не получив ответа, кроме легкого кивка черноволосой головой, Пендель заблаговременно принял позу, которую всегда принимал перед приходом нового клиента. Поскольку жизнь научила его полагаться на первое впечатление, он и сам старался произвести на новых людей самое благоприятное первое впечатление. К примеру, никто вроде бы не ожидает, что портной примет вас сидя. Но Пендель еще давным-давно решил, что «П и Б» должно являться неким оазисом спокойствия в этом безумном мире. А потому взял себе за правило встречать новых клиентов, сидя в старом кресле с подушками. А завершающим штрихом являлся разложенный на коленях позавчерашний выпуск «Таймс».