Портрет

— С ним я разберусь, — отмахнулся Моро. — Он не страшен. Ведь у тебя нет к нему никаких чувств. А вот к писаке…

Я понуро опустила голову. Глупо было бы доказывать обратное. Он меня видит насквозь.

— Я обещаю, что больше никогда не стану общаться с Олдриджем. Только разрешите мне работать.

Если он лишит меня этого, я опять превращусь в пленницу, запертую в рамке. Я не вынесу этого.

— Договорились, — Моро выглядел довольным, — а теперь давай свой указательный пальчик.

Вечером я составила план. Конечно, переместить картину наверх, в комнату с окном, Моро вряд ли разрешит. Значит, для получения положительных радостных впечатлений нужно будет использовать телевизор. Я прошлась по гостиной и остановилась напротив своего. Легкий, вполне смогу дотащить сама. Мне нравились мелодрамы и детективы, но ребенку, скорее всего они будут непонятны. Значит, начнем с мультиков и сказок. Да. Музыка, игрушки, цветы. Я превращу холодный и мрачный подвал в прелестную светлую игровую комнату.

Мы с Моро распределили время. Весь день его, мой — вечер и утро перед уходом на работу. Однажды я пришла раньше и увидела, как он стоит на коленях перед картиной и плачет, умоляя Жоржа ожить. Мне стало не по себе, и я тихонько вышла. Я словно приоткрыла наглухо запертую дверь в жуткую темную обитель, в которой живет страшное чудовище с разбитым сердцем. Стало и больно, и грустно за одинокого больного старика.

Количество народу, охраняющих особняк, заметно возросло. Раньше я проезжала один пост охраны на въезде на территорию и автоматические ворота в непосредственной близости от дома. Сейчас нам приходилось пробираться через несколько дополнительных постов и заграждений.

Людей привозили ночами в фургонах или просто в багажниках джипов. Выгружали, как какой-то скот, и вели на убой. Кто они были? Конкуренты, преступники или бомжи, которых он приказывал подбирать на улицах Парижа? Это было жутко. Для Моро жизнь не представляла никакой ценности. Особенно жизнь незнакомцев. Я старалась не думать об этом. Что могла изменить, чем помочь бедолагам? Только еще более стараться влить в картину больше энергии, чтобы быстрее оживить Жоржа.

Я читала ему сказки на ночь, показывала мультики. Мы играли в угадайки и рисовали цветными карандашами. Я словно впала в детство, которого у меня не было, и изо всех сил наслаждалась этим. Мне казалось, он реагирует. Или мне так хотелось? Или игра света и тени на его лице вводила меня в заблуждение? С одной стороны, я точно знала, что картина живая. Сама же смотрела когда-то с холста на этот мир. С другой… В голову иногда приходили недостойные мыслишки. А вдруг он не оживет? Вдруг он другой? И все, что я делаю, бесполезно?

Я оставила в детском мире целое состояние. Мягкие игрушки, заводные роботы, железная дорога, пазлы, конструкторы. У Жоржа было все. Свет никогда не выключался в его комнате. И не умолкал телевизор, показывая бесконечные истории. Но этого было мало. Я понимала, что впечатления это одно, а настоящие чувства — другое. Я изо всех старалась полюбить этого малыша. И сама не заметила, как он стал для меня моим собственным ребенком.

— Привет! — я впархивала в его комнату, стараясь не думать, что здесь происходило до меня. — Сегодня на улице идет дождь. Это вода, льющаяся с неба. Мы с тобой обязательно погуляем в резиновых сапогах и с зонтиками. Смотри, какой клевый я тебе купила!

Я показывала зонтик с ушками, приносила торт с зажженными пятью свечками, обещая, как он вскоре задует их, когда родится. Садила рядом с картиной огромного белоснежного медведя, приказывая ему охранять и защищать Жоржа от кошмаров. Я рассказывала о своей работе, о прекрасных украшениях, которые рекламировала, об огромном мире, который ждал его за пределами этого подвала. Обидно, что никто не рассказывал этого мне. Тогда я бы не была столь беспомощна после рождения…

Теперь я начала обращать внимание на припаркованные авто у Эскрибы. И вскоре заметила, что один и тот же серый мерседес каждый вечер караулит напротив выхода. И пусть я не искала встреч с Джорджем, опасаясь Моро, знание, что он рядом и смотрит на меня, грело душу. Каждый раз, когда я видела этот автомобиль с затемненными стеклами, мне становилось тепло и спокойно.

* * *

Вчера ему опять не удалось поговорить с Лаурой. Он встал рядом с толпой журналистов, ожидающих моделей у входа. Даже взял с собой фотоаппарат, с которым ранее работал. И бейдж нацепил. Идиот. Она и не взглянула в его сторону.

Джордж не понимал, что он чувствует к Лауре. Какая-то невообразимая смесь восхищения, преклонения, нежности. Есть ли у них будущее? И какое? Но одно он знал точно — ему нужно постоянно видеть ее. Его тянуло к ней со страшной силой. Даже то, что она живет с этим бандитом, ничего не меняло.

У него был миллион вопросов. Как она ожила, что видела, сколько веков живет на свете. А главное — как относится к нему. Что чувствует. В его доме десятки ее фотографий и постеров, его телефон заполнен видео ее рекламных роликов. Наваждение какое-то.