Портрет А

Ю. Хорошо-хорошо, только не сердись сразу, если я скажу что-то не так. (Долгая пауза.)

Д. И это ты называешь «говорить»?

Скажи, а кроме того, что ты каждый день даешь себя привязывать, ты что-то умеешь делать?

Тебе, наверно, уже лет семнадцать, ты вообще что-нибудь умеешь? Даже тараканы что-то умеют, так давай, расскажи, что умеешь ты? Ну, пошевели мозгами.

Ю. Уже год назад я был вместе с отцом на рыбалке в Долю, на озере…

Д. И рыбу ловил отец?

Ю. Нет, я сам ловил рыбу, я нырял на такую глубину, в пять раз больше роста здоровенного мужчины, и натаскал на берег рыбы, огромную кучу рыбы, целую сеть, огромную, тяжеленную…

Д. Тяжеленную как что?

Ю. В два раза тяжелее тебя, по меньшей мере. (Смеется.)

Д. Моего веса ты не знаешь. Будь поскромнее.

Сначала подними меня, а потом говори и сравнивай, если тебе хочется. Подойди-ка. У тебя что, рук нет?

(Он нерешительно, едва не лишаясь чувств, обнимает ее и поднимает над землей. Тут его охватывает невероятный восторг, правда сначала он от восторга замирает, как в столбняке.)

Д. Ты меня освободишь! Дамидия, ты меня освободишь! Я чувствую, что ты меня освободишь. Дамидия, ты словно перышко. Куча рыбы, которую я тогда вытащил, была в десять раз тяжелей тебя, ты перышко, ты даже сама не представляешь, Дамидия, у тебя такой неприступный и строгий вид, а на самом деле ты легонькая, как воздух, как радость. О, я сразу понял… я понял. (Он целует ее волосы, сияя от счастья.)

Д. (у него в объятиях поворачивается к нему лицом, сурово берет его за ухо, чтобы он тоже к ней повернулся). Ты когда-нибудь проснешься? Или только ворочаешься во сне? Словно тряпка на ветру?

(Тут она энергично высвобождается из его рук. Он смотрит на нее как в озарении.)

Д. (тут же, как будто ей стало чего-то не хватать). Хочешь, взвесь меня еще раз. Мне почудилось что-то странное.

(Он снова обнимает ее и на этот раз крепко прижимает к себе; через несколько секунд она проворно отпрыгивает.)

Д. Мне надо идти… Я слишком задержалась. И тебе, может, тоже будет о чем подумать… До встречи.

Ю. До скорого. Я порву свои путы, я их порву. Я теперь могу это тебе торжественно пообещать.

(Он с радостным криком разрывает одну из своих веревок. Девушка уходит.)

Ю. (видя, что остался в одиночестве, падает духом, и вторая веревка остается невредимой. Он не шевелится). Ее бы это рассердило? Да нет.

Она вернется, как ушла, — легкая, быстрая. Но почему ей было не подождать?

(Пытается разорвать оставшуюся веревку.)

Ого! Эта еще крепкая.

А первую-то я одним рывком порвал. Может, она перетерлась.

(Пауза. Девушка появляется снова.)

Д. (обращается к нему, не поворачивая головы в его сторону). Иди сюда. Ты же свободен, что ж ты не выходишь?

Ю. Мне жаль, но я должен тебе сказать…

Осталась еще веревка, и я не смог ее разорвать.

Д. (в сторону). Ах!

(Удивленно, разочарованно.) Но ведь другая порвалась так легко. (Задумчиво.) Может, она перетерлась.

(Громко.) И это все, что ты можешь? Все, на что ты способен, чтоб прогуляться со мной? Может, мне еще придется упрашивать, чтобы ты меня проводил?

(Она удаляется.

Долгая пауза.)

Голос (с верхнего этажа). Ты обретаешь свободу, сын мой.

Это ты послал ко мне палача? Ты обретаешь свободу, сын мой.

Это ты послал ко мне палача? Ты обретаешь свободу, сын мой. Это ты…

Ю. Хватит. Я больше не могу слышать этот голос. Я от него с ума сойду.

(Он яростно разрывает веревку, освобождается и убегает прочь. Долгая пауза. Юноша, свободный от пут, с довольным видом ест апельсин на пороге своего дома. Девушка смотрит на него радостно.)

Ю. Знаешь, на этот раз я его побил. Да, я побил его и порвал свои путы.

Д. О! Ну наконец-то.

Ю. И это все, что ты хочешь мне сказать? Знаешь, мне ведь это нелегко далось, уж поверь, и если бы это не было ради тебя…

Д. А ты не подумал мокнуть его головой в воду? Нет? Тогда дело еще не закончено.