Портрет Баскома Хока

— Да, сэр, — снова вступил Подлиза и нервно облизнул пухлые губы. — Но ведь врач, сэр, диета, которую он прописал, сэр!.. Так мне велела приготовить хозяйка, сэр.

— Чей это завтрак, хотелось бы знать? — не унимался, Джеймс. — Мой или вашей хозяйки?

— Разумеется, ваш, сэр, — поспешно согласился Подлиза.

— И кому есть его? — негодующе настаивал Джеймс. — Мне или вашей хозяйке?

— Ну, вам, сэр! — отвечал Подлиза. — Конечно, сэр!

— Тогда давайте его сюда! — заорал Джеймс. — Живо! Как только мне понадобится чья-либо помощь в выборе того, что я должен есть, я дам вам знать!

— Да, сэр, да, сэр, — шептал Подлиза в полном уже смятении. — Тогда, может быть, пожелаете…

— Вы знаете, что я пожелаю, — орал Джеймс. — Я желаю мой завтрак! Живо! Сейчас же! Быстро!.. Мой обычный завтрак, такой же, как всегда! То, что я ем на завтрак последние сорок лет! То, что ел на завтрак до меня мой отец! То, без чего мужчина не может начать свой рабочий день, — как это было искони, как это есть и будет во веки веков, аминь! — выкрикивал Джеймс. — А именно: тарелку овсянки, четыре ломтика поджаренного хлеба с маслом, яичницу с ветчиной и кофейник кофе — крепкого черного кофе — настоящего кофе! Вы меня поняли?

— Д-д-да, сэр, — заикаясь, пробормотал Подлиза. — П-п-прекрасно понял, сэр.

— Тогда нечего мешкать, давайте его сюда!.. Есть в этом доме настоящий кофе?

— Конечно, сэр.

— Тогда несите! — с этими словами Джеймс грохнул кулаком по столу. — Живо! Сейчас же!.. Да поскорее! И так уже в банк опаздываю! — Он поднял со стола сложенную «Таймс» и, злобно рванув зашуршавшие листы, развернул газету. — А эти помои — прочь! — напоследок рявкнул он, указав на отвергнутый завтрак резким кивком головы. — Куда угодно девайте — можете вылить в раковину, но чтобы я это больше не видел! — И снова он принялся свирепо раздирать хрустящие страницы «Таймс».

Внесли кофе, Подлиза налил, и Джеймс совсем собрался было отведать, как вдруг нечто произошло. Он стремительно подался вперед — с чашкой настоящего, полноценного кофе уже у самых губ — и вдруг удивленно хмыкнул, небрежно отставил чашку и пригнулся к столу, жадно схватив газету обеими руками, весь поглощенный чтением. То, что читал он — то захватившее его, целиком завладевшее его вниманием, даже исполнившее его некоторого испуга, — выглядело следующим образом:

АРТИСТКА СУДИТСЯ С ДИРЕКТОРОМ ВОСКРЕСНОЙ ШКОЛЫ, ТРЕБУЯ ПРОЛИТЬ БАЛЬЗАМ НА СЕРДЕЧНУЮ РАНУ

Вчера на стол судьи мистера Мак-Гонигла легло заявление миссис Маргарет Холл Дэвис, тридцати семи лет, в котором она просит возбудить дело против У. Уэйнрайта Парсонса, пятидесяти восьми лет, обвиняя его в нарушении обещания жениться. Мистер Парсонс широко известен как автор многих книг, трактующих религиозные проблемы, а в течение последних пятнадцати лет он занимал пост директора церковной школы при фешенебельной епископальной церкви св. Балтазара, в приходском управлении которой состоят такие заметные в Нью-Йорке персоны, как банкир мистер Джеймс Уаймэн-старший, а также…

Премудрый Джеймс тихонько про себя выругался, увидев свое имя притянутым к такому скандалу. Мельком перемахнув через список коллег по приходскому управлению, стал жадно читать дальше:

На квартире при Университетском клубе, где проживает мистер Парсонс, минувшим вечером его не застали. По словам представителей администрации клуба, эти апартаменты он снимал до последнего времени, но три дня назад съехал, не оставив адреса. При упоминании дела, возбужденного миссис Дэвис, опрошенные члены клуба выражали недоумение. Они утверждают, что мистер Парсонс сдержанный и скромный человек, он холост, и никто никогда не слышал о приписываемой ему связи с упомянутой артисткой.