Портрет дамы(СИ)

Корабль с оружием действительно пришел в порт Кесарии, но прокуратор не спешил отправлять это оружие сирийскому легату. Был распространен слух о том, что обоз с оружием отправится накануне Пасхи, однако, вместо оружия в повозках прятались легионеры, прикрытые мешковиной. Об этой операции знали только двое: сам Понтий Пилат и его доверенное лицо, Антоний, лично возглавлявший отряд, который должен был захватить Варавву при нападении на обоз. А в том, что нападение состоится, прокуратор не сомневался, от своих информаторов он получил сведения, что Иисус Варавва, которого иудеи воспринимали как освободителя, мессию, готовит восстание именно на Пасху, в это время можно будет, не вызывая подозрений, собрать большое количество народа в Иерусалим. Это уже было в истории, когда поднялся народ против сына Ирода, Архелая. Предотвратить восстание можно было только одним способом - обезглавить его, захватив вождя.

-- Раб

Невольничий рынок в Александрии шумел, как пчелиный рой, работорговцы, рабы и покупатели заполнили центральную площадь города, превратив ее в место унижения человека до последнего скота, выставленного на продажу. Гаральд, Жак и Жульен вместе с лошадьми стояли, ожидая своего покупателя. Важный, толстый господин, в зеленом тюрбане с седой бородой, в сопровождении слуг, подошел к Гаральду и сказал, обращаясь к его продавцу, Хайдарджану:

- Здравствуй, дорогой Хайдарджан, какой товар можешь предложить мне сегодня?

- Здравствуй, дорогой Джафар! - ответил Хайдарждан. - Этот молодой человек, не простой галерный раб, он художник.

- Художник? - удивился Джафар. - он умеет рисовать? Это весьма кстати, мне нужно расписать узорами стену моего нового дома.

- Эй, ты! - обратился он к Гаральду. - Сумеешь разрисовать мой дом такими узорами, каких нет ни у кого в этом городе?

- Да, почтеннейший, - ответил Гаральд смиренно, поняв, что невольничий рынок не место для проявления гордости, ему было нестерпимо стоять так, на виду у толпы под палящим солнцем, он желал, чтобы все это поскорее закончилось, - сумею, но для этого мне нужно знать, какими узорами расписаны другие дома.

- Ты узнаешь это, - рассмеялся Джафар, - за этим дело не станет.

Он похлопал Гаральда по плечу, потрогал его мускулы, и сказал, обращаясь к продавцу:

- Пожалуй, я возьму этого раба, сколько ты за него просишь, уважаемый Хайдарджан?

- Он не продается один, вместе с ним идут эти два раба, - показал он на Жульена а Жака, - их лошади и оружие.

- Нет, нет, - возразил Джафар, - я покупаю только его.

- Джафар, дорогой, ты ведь знаешь меня не первый год, скажи, разве когда Хайдарджан обманывал тебя? Разве предлагал он тебе плохой товар? Один из этих рабов повар, другой конюх, они пригодятся тебе.

- Но мне не нужен ни конюх, ни повар, - возразил Джафар, - мне нужен только художник.

- Погоди, Джафар, дорогой, не торопись с выводами, - сказал Хайдарджан заговорщицким тоном, - я тебе сейчас что-то покажу, но поклянись, что ты никому не скажешь о том, что видел.

- Клянусь Аллахом, - ответил Джафар, - я еще никогда никому не давал повода усомниться в моей чести и порядочности.

- Тогда смотри! - он вынул из тюрбана свернутый портрет свой, нарисованный Гаральдом.

Джафар ахнул, рассматривая портрет:

- Клянусь Аллахом, ни один художник в этом городе не сможет нарисовать такое, ведь Коран запрещает изображать людей. Я знаю правоверных, которые, несмотря на запрет, заставляли художников рисовать портреты, но такого я еще ни у кого не видел.

- Я же говорил, дорогой Джафар, что Хайдарджан никогда не обманывал тебя! Ну что, берешь?

- Беру! Беру всех на твоих условиях! - согласился Джафар.

Сделка состоялась, и Гаральд, еще недавно свободный человек, имевший двух слуг, Жака и Жульена, стал собственностью толстого господина в зеленом тюрбане.

Условия содержания рабов у господина Джафара соответствовали той цене, которую он за них заплатил, потому Гаральд и его бывшие слуги оказались не в общем бараке, а в отдельном сарайчике, вполне пригодном для проживания. Здесь у каждого из них был свой, персональный, соломенный коврик в качестве постели, их не били плетью и кормили отдельно от других рабов. Жак был определен для работы на конюшню, а Жульен, работая на кухне, смог разнообразить меню господина Джафара, чем заслужил его особое расположение.

Гаральд был отдан суфию Аль Фараду с тем, чтобы тот научил художника мастерству арабского орнамента. Суфий с уважением отнесся к Гаральду, рассказывая ему об особенностях исламского изобразительного искусства, в котором запрещено создавать образы живых существ. Сам пророк Магомет никогда не говорил о том, что можно изображать, а что нельзя, да и суры Корана не содержали подобного запрета, однако хранитель исламских преданий Абу Хурайра учил, что художник, изображающий живое существо, посягает на роль Бога, единственного, кто может творить и вдыхать жизнь в свои творения.