Портрет дамы(СИ)

- Есть сила более могущественная, чем сила меча, во Второзаконии сказано, чтобы иудеи не давали в рост ничего брату своему, но давали в рост иноземцам, с тем, чтобы покорились они иудеям, которые станут богаты, и гои сделаются должниками их. Тогда тот, кому должны, может диктовать свою волю тем, кто должен. Но не смогут все евреи в чужих землях жить так, чтобы не смешиваться с гоями, найдутся такие, что, несмотря на закон, будут брать в жены дочерей иноземцев, ибо жить будут на их земле, и не все смогут жить на их земле по своим законам. Тогда произойдет то, что произошло, когда левиты убивали братьев своих, ближних своих, левиты станут обрезать "сухие ветви", устраивая погромы силами тех, кто возненавидят иудеев за то, что те дают в рост и держат в повиновении их.

Священники, те, кто ведет народ свой, могут избавить его от этой страшной участи, если прозреют, и уведут людей с опасной дороги. Варавва хочет поднять восстание против римлян, священники, саддукеи, поддерживают его. Но ведаю я о том, что восстание будет жестоко подавлено римлянами, а государство наше навсегда перестанет существовать, этого и добиваются бессмертные, им нужно, чтобы власть их распространилась по всей земле, чтобы кнут везде доставал.

- Я понял тебя, учитель, - ответил Иуда, - я сейчас же пойду и поговорю с Каиафой, надеюсь, что смогу его убедить.

Иуда вернулся на следующий день, к вечеру, тяжелый, темно-красный закат висел над городом, низкие, темные тучи были обагрены пламенем заката, и казалось, что налиты они кровью, которая вот-вот прольется с небес. Иуда поприветствовал учителя, но молчал, зная что тот ждет ответа.

- Что сказал тебе Каиафа? - спросил Иисус.

Иуда промедлил и тихо произнес:

- Он сказал, что разговаривать будет с тобой только тогда, когда тебя доставят к нему в цепях.

- Ну, что ж, я готов и на это, пусть меня схватят, закуют в цепи и доставят к Каиафе, лишь бы он выслушал меня.

- Но тебя станут судить судом синедриона, они предадут тебя на смерть.

- Они не смогут обвинить меня по Закону ни в чем, что подлежит наказанию, я знаю Закон не хуже их, по Закону мне не грозит смерть.

- Они могут найти лжесвидетелей и обвинить тебя в том, чего ты не совершал.

- Знаю, что подвергаю себя смертельной опасности, но если есть хоть один шанс из тысячи, что священники услышат меня и поймут, я должен его использовать, нет у меня иного пути. Пойди к Каиафе и скажи, что я согласен на его условия, пусть меня доставят к нему в цепях, скажи, что знаешь, где и когда они меня смогут взять, укажешь им на меня. Но с одним условием, чтобы прежде, чем отдать меня на суд синедриона, Анна выслушал все, что я скажу, выслушал, подумал, а уж потом принимал решение.

- Все будут считать, что я предал тебя, как жить мне после этого?

- Чтобы не считали тебя предателем, подашь им знак тайный, поцелуешь меня, и они будут знать, тот, кого ты поцеловал и есть Иисус из Назарета, которого ищут они.

-- Анна

Уже шестнадцать лет, как Анна оставил пост первосвященника, предыдущий прокуратор Валерий Грат отстранил его, назначив на эту должность зятя Анны Каиафу, сменив до этого трех кандидатов. Но ни один из тех, кого прокуратор назначал на этот высокий пост, ни Исмаэль, ни Элизар, ни даже Симон, не пользовались тем авторитетом среди народа, тем влиянием, которым обладал Анна, двадцать лет бывший первосвященником Иудеи. Но вернуть его на прежнюю должность значило бы признать свое поражение в политической игре, да и Анна был независим, на него трудно было оказывать нужное влияние.

Первосвященник тщательно исполнял то, что было предписано евреям Второзаконием, давать в рост всем, кто не принадлежал к племени иудейскому, и не давать в рост брату своему. В результате двадцатилетней ростовщической деятельности Анны должниками его сделались все римские начальники, даже сам прокуратор, Анний Руф, задолжал первосвященнику немалую сумму. Предыдущие двое прокураторов, как и следующие после Руфа, чеканили свои деньги, что давало им определенную финансовую свободу, но Анний Руф своих монет не чеканил, а деятельность его на этом ответственном посту требовала значительных расходов. Вот и стал он должником Анны, потеряв не только свою независимость, но и возможность серьезного влияния на политическую жизнь Иудеи и Самарии, прокуратором коих он являлся. В результате, не продержавшись на этой должности и трех лет, он был отозван в Рим и заменен тонким и хитроумным политиком, Валерием Гратом.

После череды неудачных назначений, Валерий Грат предоставил должность первосвященника зятю Анны, Каиафе, сохранив авторитет Анны, а также обеспечив себе возможность влияния на политическую и религиозную жизнь Иудеи. Анна же, оставаясь в тени, официально пребывая в отставке, но, будучи членом синедриона, фактически являлся действующим первосвященником, полностью подчинив себе довольно слабого в политическом отношении и финансово зависящего от него зятя. Это не было секретом ни для кого в Иудее, потому-то и искал Иисус Назареянин встречи более с Анной, чем с действующим первосвященником, Каиафой.