Портрет дьявола: Собрание мистических рассказов

Представленная в настоящей антологии новелла «Портрет» («Maleriet») впервые была опубликована в составе «Поэтических произведений» Эленшлегера (Копенгаген, 1811–1813); второй том (1813) этого двухтомного издания, озаглавленный «„Искатели приключений“ и другие рассказы», включал несколько образцов «малой» прозы писателя. Русский перевод Л. Брауде печатается по тексту его первой публикации в изд.: Эленшлегер А. Г. Избранное. Л: Худ. лит., 1984. С. 314–331.

* * *

В одном из университетов южной Германии учились два молодых друга. Людвиг — богатый отпрыск старинного дворянского рода — особо привержен был к математике, почитая ее необходимой для военной службы. Зигфрид же ценил изящные искусства, однако живопись была для него превыше всего. Как ни разнились их дарования, друзья совершенно сошлись во взаимной предупредительности. Зигфрид порой вдыхал живую душу в мертвые математические формулы Людвига, а Людвиг порой вовлекал в орбиту своей науки туманные грезы Зигфрида. Оба они только выигрывали от своего общения и с каждым днем все больше и больше понимали, что значили они друг для друга.

Однако же сколь ни крепки были узы этой дружбы, им суждено было внезапно оборваться вследствие некоего несчастливого происшествия.

Прибыв недавно из блистательнейшей столицы северной Германии,^{8} друзья сочли, что здесь, на юге, вопреки красотам природы, которые намного превосходили северные, все несколько мертво и докучно.

Единственное, в чем они еще находили удовольствие, — это прогуляться в воскресенье после обеда на постоялый двор, что находился в полумиле от города, на лесной опушке. Сюда стекались все кому не лень и кому пришла охота поразвлечься. Поблизости, в открытом павильоне студенты танцевали с мещаночками, ремесленники со служанками, пока звуки скрипок, наигрывавших кадриль, не заставляли парочки смешиваться в одном веселом танце. Под сенью тенистых деревьев стояли красивые деревянные столы, за которыми восседали отцы города со своими семействами. Мужчины курили трубки, попивая вино, дамам ставили обычно пирожное, стакан молока или лимонада.

Вот там-то и произошло знакомство обоих друзей с профессором Фройманном. Тому пришелся по душе нрав Зигфрида и Людвига — ненавязчивый и в то же время далекий от робкой застенчивости. И хотя друзья сразу же откровенно признались самим себе, что их притянул совсем иной магнит, нежели великая ученость профессора, они приложили все усилия к тому, чтобы со стороны казалось, будто это именно так. Они завели с Фройманном пространный разговор о народных праздниках и лишь порой как бы ненароком поглядывали на прекрасную Матильду с огромными голубыми глазами и каштановыми волосами. Она сидела прямо против них по другую сторону стола со своей матушкой и младшей сестрицей.

После того как был сделан первый шаг, друзья стали встречаться с семейством Фройманн каждую неделю. А в отсутствие профессора они осмеливались уже вступать в беседу с фрейлейн Матильдой. Ни у нее, ни у молодых людей недостатка в остроумии не было, и это прекрасное украшение светской беседы, когда знаешь меру, вскоре весьма сблизило их. Шутливая беседа о совершенно посторонних предметах незаметно позволила им хорошо узнать друг друга.

Прошло совсем немного времени, и оба они — и Зигфрид, и Людвиг — без памяти влюбились в Матильду. Но как ни откровенны были они во всем друг с другом прежде, теперь они в той же мере пытались скрыть один от другого свои чувства. Особливо же о Матильде говорили они с нарочитой холодностью. Более того, и Зигфрида, и Людвига начала мало-помалу тяготить их дружба. Ну, а это порождало дурное расположение духа и разлад. Каждый отныне охотней гулял в одиночестве, дабы беспрепятственно предаваться мечтам о предмете своей любви. Если друзьям случалось встретиться у Фройманна, тот, кто пришел первым, всегда удалялся раньше второго. Вместе с тем, сердце их не могло обойтись без доверительной беседы; и вскоре у каждого из них — и у Зигфрида, и у Людвига — завелись друзья из тех самых светских хлыщей, которых они всего лишь несколько недель тому назад столь старательно избегали.

Однако же, хотя оба они боготворили Матильду, она в лучшем случае могла ответить взаимностью только одному из них, и счастливцем этим стал Зигфрид. А его искусство живописца прежде всего благоприятствовало тому, что юноша еще тесней сблизился с Матильдой.