Читаем Портрет и вокруг полностью

Слышно, как стрекочет дождь по его серому и сношенному плащу… Я, разумеется, вижу уже, что это не Старохатов. И что я обознался, как это случается на улице со всяким. Но, продолжая играть в обознание, Старохатов будто бы подходит ко мне и говорит:

– …Теперь-то понимаешь, Игорек, почему не смог написать портрет? – Голос его тихий, даже без иронии.

Он кривит губы:

– Тебе не хотелось писать о самом себе.

Он уходит. Он ничего не говорит больше, однако в плечах его, в сгорбленности спины есть некий продолжающийся шепот: искал-де разгадку во мне, а поищи-ка ее в себе, не та ли самая окажется?.. И тогда я начинаю говорить как бы вслед незнакомому старику, что разгадка не та, и что я как-никак пока никого не обираю, и что мы с женой честные люди… Сеет дождь, мелкий серенький дождь. Это наваждение видится мне отыгрышем Старохатова.

– Вы, кажется, спрашивали, – окликают меня негромко. – Привезли «Марианну»… Привезли… Только что, – шепчет мне энергичный паренек, один из «наших».

Стряхнув оцепенение мелкого и серенького дождя, я звоню Ане – привезли. Аня немедленно приезжает. Мы начинаем ходить туда-сюда. Мы договариваемся. Мы волнуемся. И платим наконец в кассу.

– Грузите, – командует Аня.

Я рядом. Я им кричу:

– Грузите!.. Начали!

Мы едем. Мы подъезжаем к нашему дому – теперь начинается не менее важный момент: разгрузка. Энергичные люди из «наших» не доверяют грузчикам – дровоколы, мы уж сами понесем, мы сами. Но и я, конечно, несу один угол. Я уже мокр. Тяжело. Мы таскаем на ремнях вещь за вещью. Мы вносим. Мы ставим на пол. Аня каждый раз спускается и поднимается вместе с нами – лишний глаз, чтобы случайно не оббили углы и не поцарапали фанеровку.

– Полегче. Пожалуйста, полегче, – начинает Аня как бы уговаривать нас на первой же лестничной клетке. А мы кряхтим.

И на второй лестничной клетке тоже. И на развороте. И на третьей. И так до самого конца: «Полегче… Пожалуйста».

* * *

Но вдруг все кончилось, – полгода и длилось. Аня чем-то не угодила директору, или, может, он уже заранее хотел ту девицу, что взял, вместо Ани, тут же к себе, – с высшим образованием, длинноногую и с холодноватым голосом. Он ждал, пока ее откуда-то отпустят, а теперь взял, и вот она уже у него.

Мигом исчезли суетившиеся вокруг нас энергичные люди, – мы остались опять одни, правда, в двухкомнатной квартире и с наполовину обменянной мебелью. Вторую половину нам в комплект так и не удалось уже подобрать, не сумели.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее