Портрет кавалера в голубом камзоле

Внезапно перед генералом выросла горбатая нищенка и погрозила ему клюкой: «Почто оскверняешь сию землицу? Почто тревожишь тьму-тьмущую? Погубит она и тебя, и твоих солдат, и твоего императора…»

Сказала, – и словно испарилась, только лохмотьями взмахнула. Орнан выхватил саблю, рубанул воздух, метнулся туда, сюда… но старухи и след простыл.

«Искать! – приказал он растерянному адъютанту. – Поймать и доставить ко мне! Марш!»

Тот побежал выполнять приказание.

Сатин, которого в пылу поисков и грабежа никто не заметил, проскользнул внутрь господского дома и спрятался за нагроможденной в углу мебелью. Он забыл о голоде и ноющей боли в ноге. К ночи все успокоилось. Наполеон так и не появился. Французы жгли во дворе костры и готовили себе пищу. Пахло кашей, палеными перьями и дымом. Набитые чужим добром мешки сложили на подводы. Лошади с хрустом жевали сено. Останкинский дом погрузился во тьму…

Дождавшись тишины, Сатин вынул из шандала наполовину оплывшую свечу, зажег и осторожно, крадучись переходил из комнаты в комнату. Неровный желтый свет выхватывал из темноты остатки былой роскоши, – рваную обивку, пустые рамы от картин, зашарканный паркет, поваленные стулья…

Сатин отпрянул, встретившись взглядом с молодым человеком… и тут же сообразил, что смотрит на портрет. Полотно уцелело, но завтра и его сорвут со стены, завернут в рогожу и увезут.

Сатин не мог двинуться с места, как будто его ноги приросли к полу. Должно быть, он наткнулся на тот самый портрет! Молодой человек снисходительно и властно взирал на него из рамы, усмехаясь уголками губ. В его глазах мерцали янтарные искры…

Сатин, подчиняясь некоему безмолвному приказу, выхватил из-за пазухи нож и резкими, сильными движениями вырезал портрет из рамы. Казалось, холст постанывает под острым лезвием, словно живой. Тяжелый багет остался на стене, зияя пустотой. Сатин свернул полотно в трубку и оглядывался, ища, во что бы ело спрятать. На полу валялся продолговатый чехол из плотной ткани. Не задумываясь, что в нем хранилось раньше, Николай сунул туда картину, которая отлично уместилась…

Глава 23

Москва. Наше время.

Тишина… темнота… запах пыли и старых вещей…

У Лаврова защекотало в носу, он чихнул и окончательно пришел в себя. Голова раскалывалась. Он приподнялся, сел и провел пальцами по затылку. Больно… Нащупал припухлость, но крови не было. Его пытались убить?

«Если бы хотели, то убили бы, – возразил он себе. – Что-то в глазах темно…»

«Может, ты уже в аду? – захихикал его внутренний критик. – Весьма некстати, Рома! Ты разочаруешь прелестную вдовушку… Зато осчастливишь Колбина. Он только и ждет, чтобы ты сломал шею!»

– О, черт…