Портрет художника в юности

Шорохи и покашливания притихли, и сам Благород Современный, открывая вечер, выразил сожаление, что не удалось выбить Большого зала, который, несомненно, также был бы переполнен, учитывая значение возвращения такого выдающегося аэда в ряды русской культуры. Сухощавый Ястреб Нагорный, и красавица Таисия Светлая, и Иван Петровский, знаменитый критик, и даже почему-то народный скульптор Жуковкин сидели, подобно полубогам, в президиуме, и какие-то старики и старухи выходили к микрофону с воспоминаниями (из которых я, к своему ужасу, уяснил, что дядя Глеб был вовсе не монахом, а кроме того, лучше всего играл после обильной трапезы и возлияния), а во второй части исполняли его эллоны - и я, пожалуй, даже похолодел - настолько это было далеко и от Малого зала ЦДЭ, и от воспоминаний, принадлежавших старикам и старухам, и даже от бабушки, и от меня самого, и от грядущего нового года и программы "Голубой огонек" - родниковой водой в помятой алюминиевой кружке, в жаркий день где-нибудь на среднерусской равнине, вдали от жилья, показались мне эти эллоны, или течением неторопливой, глинистой осенней реки близ кирпичного провинциального городка, продутого степными ветрами, и завыванием метели за окном показались мне они, когда дрожат стекла в доме, а ты сидишь на полу, объятый тревогой и счастьем, протянув руки к говорливому пламени, что беспокоится за приоткрытой дверцей печи. С какими-то не очень нужными словами вызвали на сцену бабушку, и рукоплескали ей, и подарили букет морозно-белых астр, а она стояла, сгорбившись, и не зная, что сказать, и мы пошли домой.

"Много пришло народу", сказала мама.

"Очень много", подтвердил отец, "надо надеяться, им действительно удастся издать книги и пластинки".

Худенькая журналистка в черной водолазке нагнала нас на улице ("ну куда же вы, Анастасия Петровна?"), взяла телефон и адрес, и на следующий вечер приволокла к нам тяжеленный магнитофон "Яуза". Пленка поминутно рвалась, и в комнате пахло уксусной эссенцией, употребляемой для склейки, и журналистка, кажется, была разочарована тем, что сама бабушка, по профессии бухгалтер, не понимает ровным счетом ничего в этом высоком искусстве, и плачет об утрате не замечательного русского аэда, а довольно-таки беспутного младшего сына, практически сбежавшего из дому и, вопреки ее настояниям, залетевшего слишком высоко. Да и отец немного мог добавить к ее рассказам о проказливом детстве (ловля соседских кур с помощью рыболовного крючка и лески, самодельный арбалет, бегство на три дня в весеннюю степь) и сосредоточенной юности Ксенофонта (изучение греческого, дружба со ссыльными, чтение странных книг), я всегда гордился им, развел он руками, но мы были люди простые.

Елка мигала лампочками в углу комнаты, и щегол перелетал с нее к абажуру и обратно, на новогоднем столе, устланном парадной льняной скатертью, высилась заледеневшая бутылка "Столичной" (охлажденная в недавно купленном холодильнике) и бутылка сладкого шампанского; копченый лещ, разделанный мамой на газете, а затем положенный в стеклянную селедочницу, отливал темным янтарем, в розетке для варенья лежало несколько ложек паюсной икры, также привезенной бабушкой. Мне тоже налили шампанского, а потом еще - но на этот, второй раз, пили уже не чокаясь, и один лишний бокал, наполнив, поставили в центре стола, перед фотографией, которую мне когда-то показывал отец.

Праздник получился довольно печальный, но на следующий день я проснулся с тем же ощущением счастья, какое обычно сопровождало меня любым праздничным утром - не сразу, правда, а спустя несколько мгновений после пробуждения, когда вдруг вспоминаешь предстоящую тишину и пустоту по-особому чистых переулков, музыку из уличных репродукторов, красные флаги, свисающие с фонарных столбов, иногда - передвижные ларьки с шипящими баллонами, где за пять копеек можно купить обыкновенный шар, а за десять - летающий, наполненный не то гелием, не то водородом, и обязательно привязать его понадежней - к пальцу ли, к пуговице ли, - а потом все равно упустить, и со смесью сожаления и восторга следить, как исчезает его желтое или изумрудное пятно в бесконечных прохладных небесах. В первый день нового года, правда, шаров не продавали, но все равно было хорошо и спокойно, и из приглушенного радиоприемника лилась грустная, и в то же время энергичная песня комсомольцев-добровольцев, и я, прикрыв глаза, подпевал про себя их слаженному хору.