С минуту-другую никто не двигается, царит тишина. Мужчины застывают, словно персонажи на картине — или сатиры в лесу, или грешники перед исповедью. Еще миг — и Альфонсо развеивает неведомые чары. Ему ли не знать, как важны формальности, какие слова следует произносить вслух, а какие — только подразумевать. Он оживает первым. Выпрямив ноги, он встает с кресла и шагает жене навстречу, протягивает к ней руку.
— Любовь моя! Вам, видно, нездоровится. Позвольте пригласить лекаря.
— Не стоит. — Лукреция вскидывает голову и смотрит мужу в глаза. — Мне уже лучше. — Ее рука на миг задерживается в руке Альфонсо, а потом Лукреция высвобождает ее и проходит в комнату, подальше от Бальдассаре, а если и пошатывается, то совсем чуть-чуть.
— Пусть это решит лекарь. Я как раз собирался зайти к вам, ведь утром вы почему-то не спустились, но тут приехал Бастианино, и поглядите… — Альфонсо показывает на предмет в руках подмастерьев. — Ваш портрет.
Лукреция сначала смотрит на Маурицио — на его теплую улыбку, сколотый передний зуб, — затем переводит глаза на Джакопо. Она остро ощущает на себе чужие взгляды, липкие и тягучие, как нити паутины: взгляд мужа откуда-то слева, совсем рядом; изучающий взгляд Бастианино — он мысленно сравнивает ее изможденное, болезненное лицо с прекрасной девушкой, которую рисовал всего несколько недель назад; взгляд Бальдассаре, прожигающий затянутую в корсет спину; сочувственный взгляд Маурицио и взгляд Джакопо. Он отличается от других. В нем светится понимание. Джакопо знает, что Лукреция умрет? Понимает, что жить на свете ей осталось недолго? Способен ли прочесть все это по ее лицу, по взгляду мужа, по позе Бальдассаре — выжидающей, хищной, как у ястреба перед нападением?
— Давайте же посмотрим портрет, — решает Альфонсо, — коль нас посетила сама муза.
Бастианино хлопает в ладони, будто не замечает ничего странного в этой промозглой и одинокой крепости, и нетерпеливо машет подмастерьям.
Маурицио и Джакопо поднимают картину, все еще накрытую тканью, на стол, придерживают и оглядываются на мастера: ждут знака.
Художник, большой любитель эффектных зрелищ, делает шаг вперед, в последний раз оглядывается на Альфонсо через плечо и срывает с картины покров.
— Вот, — с придыханием объявляет он, подняв руку; ткань волной ниспадает на пол. — Пред вам герцогиня!
В руках Джакопо и Маурицио оказывается столь необыкновенная картина, что Лукреция чуть не ахает. На холсте написана девушка, похожая на нее, точнее, на ее вариант или идеальную версию — определить сложно. Это она, и в то же время не она; сходство и пугает, и отсутствует. Это Лукреция — и совершенно другой человек. Девушка на портрете — герцогиня: о ее происхождении говорят драгоценности в ушах и на шее, на запястьях и голове, золотой с жемчугом cintura на талии, украшения на корсаже, складки и вышивка на юбках. «Перед вами не простолюдинка, — заявляет портрет, — а благородная, знатная дама!» Девушка с картины стоит на фоне зеленых полей и долин своей провинции. Однако в портрете притаилось еще кое-что, столь же явственное, как присутствие другого человека. Лукреция ощущает его остро, словно запах огня. На столе рядом с девушкой лежит стопка книг, а на ней перо. Рука девушки тянется к ним — и это точно рука Лукреции, она узнает кольцо, подаренное Альфонсо, свои ногти, сдвинутый влево большой палец — тот самый, который она сейчас сжимает на другой руке, — но эта рука лишена неподвижной томности, присущей большинству портретов. Она согнута, на ней видны сухожилия, а между большим и указательным пальцем что-то зажато. Кисть. Тонкая, с узким кончиком, созданная для филигранной работы, тщательной прорисовки. Девушка держит кисть крепко, решительно. В ее руке видна целеустремленность хозяйки, твердое намерение. Только сейчас Лукреция замечает, как горят ясные глаза ее нарисованной версии. Честность ее взгляда граничит с дерзостью, голова высоко поднята, в уголках губ затаился намек на улыбку. Платье с пышными складками и узором, который то ли заточает алый цвет, то ли съеживается перед его силой, на портрете совершенно блекнет перед дерзостью на лице девушки, ее взглядом, вопрошающим: «Чего вы от меня хотите? Зачем вы меня отвлекли? Как вы смеете так на меня смотреть?»
Лукреция разглядывает каждую деталь, не отрывает глаз. Портрет показывает ее тело, лицо, руки, водопад когда-то длинных волос, спадающих на платье с оттенком наглого равнодушия к его геометрическому узору, а еще он обнажает то, что скрыто внутри Лукреции. Она любит его и ненавидит, она онемела от восхищения, она сражена его правдивостью. Ей не терпится показать его всему миру, она хочет скрыть его под тканью.
Лукреция поворачивается к Бастианино. «Как вы узнали? — хочет спросить она. — Как вы поняли?» И вдруг осознает, что внимание художника, как и всех в комнате, обращено только на одного человека — герцога Феррары.
Альфонсо задумчиво рассматривает портрет, постукивая по переднему зубу. Обходит его с одной стороны, наклонив голову набок, обходит с другой. Разглядывает вблизи, разглядывает издалека.