— Я, — прохрипела Лукреция. «Прошу вас, прошу, — мысленно заклинала она, — не спрашивайте про кровь. Не смотрите на меня!» Уж наверняка Вителли легко читает по лицам!
А может, и нет. Он ответил ей озадаченным взглядом.
— Вы? Нет, вряд ли. Ваш учитель, конечно? Он нарисовал, а вы закончили, верно?
Лукреция растерянно кивнула. Потом покачала головой.
— Нет, она сама. — София незаметно подошла к ним и положила руку на плечо подопечной. — Она любит рисовать на деревянных дощечках. Постоянно над ними сидит. У нас их полные ящики!
Вителли долго всматривался в Лукрецию. Взгляд его скользил по волосам, разделенным прямым пробором, по вискам, по глазам, щекам, шее, рукам, ладоням. Лукреция дрожала от страха. Он проходился по ней взглядом, как проходятся жесткой щеткой по полу.
— Хм-м, — протянул советник, по-прежнему изучая
Вопрос, конечно, не требовал ответа. Советник уже развернулся, вложил миниатюру в кожаную папку и затянул шнурком. Теперь птице не суждено было взлететь, даже будь она живой.
Истинная цель поездки
Без всякого предупреждения Лукреция получает знак, проблеск понимания истинной цели ее путешествия.
Альфонсо уже слез с нее и задремал, так и не вытащив руки из ее сорочки. Свечи не горят, и спальня погружена в темноту, почти живую, дышащую, с широкими мохнатыми боками.
Вдруг в незнакомой комнате на Лукрецию что-то нисходит. Нечто вроде видения, но не совсем — неуловимей, ярче и внезапнее.
Ей представляется картина — законченная, отточенная до небывалого совершенства. Картина на продолговатой прямоугольной
Разочарование острыми сосульками впивается в сердце. Идея есть, а воплотить нельзя. Как это мучительно! Ладно, завтра она сделает наброски. Или сейчас, сию же минуту! Выскользнет из постели, вновь зажжет свечу трутом и достанет из дорожной сумки рулон пергамента.
Не все потеряно. Она точно знает. Спускается на пол, заворачивается в меховую мантию мужа, шагает к свече.
Жизнь продолжается, все идет своим чередом. Альфонсо никакой не убийца и не чудовище, как ей показалось за ужином, — на нее нашло временное помешательство, прямо-таки дьявол на ухо шептал! Говорили же ей и мать, и София: слишком она мечтательная, склонная к чудны́м фантазиям и страхам, а вести себя нужно благоразумнее. Может, они и правы. Здесь она восстановится, и брак ее тоже. Муж привез ее сюда только потому, что с детства любит это место. Днем она будет с Альфонсо, окружит супруга заботой и вниманием, а по ночам станет работать.
Свеча загорается с первой же попытки. «Все будет хорошо», — думает Лукреция и с улыбкой кладет руки на стол.
Кое-что из книги
Софии удалось сохранить тайну Лукреции и отложить ее брак почти на целый год. Запачканную одежду и постельное белье она отстирывала в тазу и сушила в шкафу. Если пятна не смывались, она ловко отправляла вещи в огонь и вместе с Лукрецией наблюдала за горящими уликами. Если другие няньки что-то и знали, то хранили молчание из верности Софии.
Семьи продолжали переписываться, обсуждать помолвку и приданое. Лукреция подслушала разговор Вителли с писцом и узнала: для ее будущей свадьбы отец хочет сохранить те же условия, что были у Марии, но дом Феррары просит выплату побольше из-за отсрочки. А пока Лукреция ждала мать в вестибюле у отцовского кабинета, она узнала, что Вителли посоветовал приберечь золотые скудо[23]
на будущее — когда родится наследник мужского пола, эту часть выкупа можно будет считать уплаченной. Отец кивнул.