Портрет Лукреции

Лукреция спит, когда из зарослей выпрыгивает олень, тихо скачет к аллее близ виллы и вскидывает голову на шорох фрукта, упавшего с ветки в траву. Спит, когда вепри расталкивают колючие кусты щетинистыми, толстыми боками, обнюхивают землю пушистыми рыльцами. Спит, когда ранние пташки расправляют крылья, а дикобраз, посапывая, семенит по своей тайной тропинке из сосновых иголок; когда просыпаются слуги, подбрасывают хворост в печь, высекают искры кремнем, ставят на огонь горшки, добавляют дрожжи в муку. Спит, когда крестьяне одеваются, нахлобучивают соломенные шляпы, идут в поле. Спит, когда мальчишек-слуг в таверне посылают к колодцу за водой, долину освещают еще робкие лучи солнца и приходит тепло.

Она отсыпается после долгой подготовки к свадьбе, причесывания волос, платья на кровати. Отсыпается после мессы, пира, танцев, акробатов. Отсыпается после прощания с родителями, равнодушной сестрой, Софией. После двух бессонных ночей. После долгих, тревожных месяцев перед свадьбой. После поездки с Альфонсо по Флоренции, после его исчезновения, после подъема по Апеннинским горам, после спуска с другой стороны долины. Она спит, спит и спит, и крепкий сон, как обычно, развеивает все печали.

На вилле готовят завтрак, потом съедают. Полы вымыты, окна открыты настежь, столы протерты, собаки выпущены на улицу, хлеб испечен, съеден, снова испечен, крытые галереи подметены, ручки отполированы. Полдник приготовлен, съеден, посуда убрана со стола. Тарелки вымыты, высушены, поставлены в шкаф. Собаки дремлют в теньке, уткнувшись носами в пол, крестьяне спасаются от жары под деревьями, в блаженной прохладе своих домов. Слуги сидят на стульях, если находятся свободные; повариха кладет уставшие ноги на бочонок.

Когда Лукреция просыпается, комната залита медовым светом. Все вокруг отполировано, окрашено теплым, многоцветным сиянием: и пологи, и золотистые шнуры на них, и сундук у двери, и стол с вазой желтых роз, и два кресла по обе стороны камина, и резные дриады, что танцуют и гоняются друг за другом на дверном косяке. Лукреция лежит и вбирает в себя окружающее.

Похоже, на рассвете она отправилась в путешествие, покинула спальню — зловещую темную пещеру — и по волшебству перенеслась в светлый, теплый и прекрасный уголок. Эмилии не видно, ее сторона кровати гладкая, подушка взбита, словно никто и не лежал. Подхваченные зефирами, на лепном потолке парят небесные создания с лирами и трубами. Нептун стоит на страже над дверным проемом, держа в руке оплетенный водорослями трезубец; борода повелителя морей блестит от влаги, а пенистые волны накрывают его по бедра. И только златоволосая Ирис, богиня радуги, подтверждает: никакой дух Лукрецию не похищал, она в той же комнате.

Она привстает, медленно потягивается. Который час? За окном стрекочут цикады, в животе пусто. Сквозь щели ставней проникает жар, но вряд ли перевалило за полдень. Или перевалило? Лукреция никогда еще не спала так долго.

Она хочет сбросить одеяло и встать, но тут раздается стук в дверь. Сейчас еще утро — наверное, это служанка (скорее всего, Эмилия) принесла ей завтрак и одежду, вот Лукреция и отвечает:

— Входи.

Дверь открывается, и в комнату заходит мужчина. От изумления Лукреция не сразу вспоминает, как его зовут; лишь погодя разум подсказывает: это герцог Феррары. Да, это Альфонсо, непохожий на себя с завязанными в хвост волосами, и короткие пышные рукава смотрятся непривычно, колышутся от его шагов.

— В-ваше высочество… — Лукреция привстает, ищет рукой шаль или мантию. Чем же прикрыться? Кроме сестер и матери, она никому никогда не показывалась в ночной сорочке. — Это вы! Я не знала… понимаете… я… Позвольте…

Он подходит к ней и преспокойно садится на кровать. Матрас вздрагивает и продавливается под его весом.

— Ваше высочество? — удивляется Альфонсо. — Так и будем друг друга называть?

— Я… — Лукреция завязывает ленты на горлышке сорочки. — Видите ли, меня всегда учили…

— Забудьте, чему вас учили, — отмахивается он. — Вы же знаете, мое имя — Альфонсо, именно так меня зовут друзья и семья. Те, кто меня любит. Надеюсь, вы тоже в их числе.

Молчание. Альфонсо выжидающе приподнимает брови. Смысл его слов ускользает от Лукреции. Это вопрос? Он правда пододвигается ближе или просто воображение разыгралось?

— Позволите?

— Что позволю? — теряется она. Ей только одного и хочется: узнать, что случилось при дворе и почему Альфонсо бросил ее на дороге. Он ведь говорил об именах? Тогда при чем здесь позволения?

— Назвать вас в числе тех, кто меня любит.