Портрет мертвой натурщицы

— Да тут уж не ошибешься, — он грустно улыбнулся. — Знаете, сейчас чаще случается обратный Васе вариант: таланта ноль, но много амбиций и бешеное желание учиться. Так ведь художник — не бухгалтер! Впрочем, что это я? Даже бухгалтеру нужно иметь склонность к своему делу. А уж художнику надобен талант! Мало одного трудолюбия!

Андрей невольно заинтересовался:

— А я слышал, напротив, мнение про девяносто пять процентов труда и пять — таланта.

Мамонов в явном раздражении помотал крупной головой:

— Глупость и ересь! В ХIХ веке все превозносили искры божественного дарования! А в ХХI — напротив, считается, что при трудолюбии и правильной организации рабочего процесса можно сделаться Леонардо да Винчи. Однако «трудолюбцы» попадаются, а Леонардо, насколько мне известно — все еще один! Уфф! — он глянул на ошеломленного его внезапной горячностью Андрея. — Только не рассказывайте этого моим студентам! У них и с трудолюбием, прямо скажем, не ахти!

Андрей понимающе улыбнулся:

— Обещаю хранить тайну. А скажите, Николай Александрович, были ли у вашего Васи друзья? Я имею в виду, близкие? Может быть, проще будет для начала выйти именно на них.

Мамонов пожал плечами, задумался:

— Знаете, ваш вопрос труднее, чем кажется. Василий этот был очень закрытый субъект, очень. Странноватый — но у нас этим никого не удивишь. А вот то, что он не участвовал активно в попойках и не соблазнял пачками натурщиц, это для художников скорее редкость.

— То есть вы никого не помните?

— Да нет, был один. Дмитрий, кажется. Фамилию я опять запамятовал: вы уж меня простите, не смогу облегчить вам поисков. Все лица — помню. Имена — многие. Но вот фамилии… — он развел руками. — Дмитрий, приятель Васин… Я даже не уверен, что они с одного курса. Но, похоже, он был единственный, кто мог выносить Васин тяжелый нрав. А вот являлся ли он его близким другом… — профессор пожал плечами. — Этого я вам сказать не могу!

Андрей кивнул — на нет и суда нет, и с искренней благодарностью пожал протянутую руку.

«Ничего, Васятко, — насвистывал он про себя, направляясь к секретариату, до краев наполненный сыщицким оптимизмом, — как-нибудь отыщем тебя, как-нибудь раскопаем твою нору, эстет чертов!»

* * *

Секретарша прошествовала перед ним на высоченных шпильках, гордо неся мускулистые икры, обтянутые тончайшими черными колготками.

— У нас не хранятся личные дела студентов, если они закончили академию больше трех лет назад. Ваш Василий…

— Это ваш Василий, — Андрей не повелся на ее ноги и узкую юбку. — И он учился в ВАШЕМ заведении в 90-х.

— Тогда все должно быть уже в архиве. Это здесь же, в подвале, — объяснила девушка, сев за стол и спрятав свои возмутительной красы ноги. — Я могу им позвонить, чтобы приготовили документы.

Андрей кивнул:

— Спасибо. Меня интересуют 87–93-й годы. Предупредите их, что я быстро перекушу и через час буду.

* * *

Ровно через час, с удовольствием переваривая томатный суп и салат с курой из соседнего кафе, он спустился на лифте в подвал: вполне себе цивильный арочный коридор, заставленный по обе стороны рядами железных стеллажей. Работница архива, сухонькая нервная дама в сером халате, выложила перед ним десять папок с надписью «Личное дело»: все фигуранты носили имя Василий. Половина из них закончила обучение в положенные пять лет без приключений. Двое брали академический отпуск, еще трое пересдавали живопись и рисунок и никак не могли быть юными гениями.

Андрей отложил в сторону последнее из личных дел и задумался. Все это крайне странно. Мамонов не помнил фамилии, но имя своего любимца и большого таланта помнил явно крепко.

Он посмотрел на архивариуса — та уже что-то строчила, пристально глядя в экран допотопного компьютера.

— Скажите, — дама подняла на него холодный взгляд, — а есть ли у вас какие-нибудь другие списки? Я имею в виду — просто фамилии выпускников?

— У нас есть список дипломных работ, — высокомерно ответила она.

— Нет, — нахмурился Андрей, — до диплома нужный мне человек у вас не доучился…

— Экзаменационные листы?

— А они сохранились? — Андрей аж привстал.

— Вообще-то, не должны. — Дама повела цыплячьим острым плечиком. — Но я храню. На всякий случай. Знаете, подделать диплом с их умениями…

Андрей закивал, счастливый:

— Это да. И не только диплом.

Дама кивнула и вновь удалилась, чтобы вернуться с большими папками. Андрей со вздохом открыл первую, увидел бесконечные списки имен и помрачнел.

Они просидели в полной тишине напротив друг друга часа два. Сначала он просто тупо пробегал по строчкам, искал имя. Потом, нахмурившись, опустился под неодобрительным взглядом архивариуса на пол и начал раскладывать нечто вроде пасьянса.

Пол вокруг стал покрываться тоненькими стопками: он пытался организовать листы по группам и по сессиям. И вот какая странность — из трех групп на факультете живописи с 89-го по 91-й год две вполне честно сдавали зачеты с экзаменами. А одна, третья, появилась только в 92-м. И сразу с четвертого курса.

— Вы набираете людей на четвертый курс? — спросил он, не вставая с пыльного паркета, где уселся по-турецки.