Портрет мертвой натурщицы

Плохо! Очень плохо! Теперь он будет бросать трупы где ни попадя, а они — находить их через месяц-два или вообще не находить… И Света… Он, морщась, отхлебнул из стоящей рядом кружки, в которой медленно остывал крепчайший, заваренный с надеждой, что заменит кофе, чай.

Когда получасом позже в кабинет вошла Маша, у которой, похоже, сегодня был очередной день «сыщицкой удачи», он потеплел глазами и кивнул на стул.

Маша, не снимая пальто, тяжело села напротив, и в глазах ее были усталость и растерянность. Андрей, надеявшийся совсем на иное «лица выраженье», понял: у них сегодня сеанс алаверды.

— Кто первым будет рассказывать плохие новости?

Маша мрачно усмехнулась:

— Вперед. Ты первый.

— Ну, в моей новости содержится утешительный приз для твоего эго. Теперь уже сомнений не осталось. Ты угадала — он действительно занимается одалисками. И мы правильно вычислили девушек.

— И? — подняла на него измученные глаза Маша.

— И — мы его упустили. Сегодня.

— И это не Цыпляков, — кивнула она.

— Ну, вряд ли он может быть един в двух лицах, разве что у него есть помощник, избавляющийся от трупов.

— Нет. Я с ним разговаривала сегодня. Он… Совсем не похож. — Андрей иронично поднял бровь. — Понимаю, что это не аргумент. Поэтому сделала запрос по базе данных МИДа. Цыпляков никогда не выезжал за пределы страны. Он не мог быть в Монтобане. Или, опять же, у него есть сообщник. Но я в это не верю.

— Это почему же? — усмехнулся Андрей.

— У маньяков слишком редко бывают сообщники. И извращение у Копииста слишком завязано на ощущении собственной исключительности, гениальности.

— Согласен, — кивнул Андрей и пригляделся к ней. — Ты как? Поела? — Маша помотала головой. Он сузил глаза: — Ясно. Пойдем.

— Ты же только что?.. — она скосила глаза на недоеденный бутерброд.

— Это ж разве еда? — Андрей уже встал и тянул ее за собой. — Мы пойдем есть какую-нибудь настоящую еду. Суп, там. Мясо.

— Я не хочу мяса, — нахмурившись, но послушно взяв его за руку, сказала Маша.

— Через не хочу, — отрезал Андрей с той же интонацией и в тех же выражениях, что и Машин отец когда-то давно, в раннем детстве.

И она послушно пошла за ним.

Она

Ей показалось — впервые — что она уловила за стеной чей-то сдавленный стон. Наверное, почудилось — она выживала все эти недели в такой почти непроницаемой глухоте, что слуховые галлюцинации были б не удивительны. Но кроме стона, она услышала еще один страшный звук: будто бы по полу волокли нечто тяжелое. Чье-то тело! Она широко распахнула глаза, села, забившись в угол с силой обхватив колени: она не хотела ничего слышать.

Но в голове крутились, будто заевшая пластинка: тот крик-стон и тяжелое ш-ш-ш по бетонному полу. «Так и со мной будет», — подумала она и засунула кулак между зубами, чтобы не закричать от страха. Стон — шорох, стон — шорох, стон — шорох. Она боялась сойти с ума.

И почти обрадовалась, когда послышался в яви звук открываемого замка. Он снова пришел ее рисовать, в то время как тут же, за стеной — она в том уверена! — лежало мертвое тело девушки, возможно, очень на нее похожей. И она поняла, что не сможет сделать вид, будто все в порядке. И когда он вошел, неся на плече мольберт, она, будто какая неведомая сила подталкивала ее вверх, выпрямилась и заявила, глядя ему в глаза:

— Я сегодня не буду позировать.

— Почему? — спросил он холодно, расставляя мольберт.

— Потому что. У меня… — голос задрожал — она так сильно его боялась! Но вскинула испуганные глаза. — Нет настроения!

— Месячные, что ли? — бесстрастно спросил он, ощупав холодным взглядом все ее тело. Она поежилась: а если он убьет ее прямо сейчас? И нашла в себе силы только кивнуть: мол, да, происходит со мной этот странный и стыдный процесс.

Мужчина замер, уставившись на нее, а потом внезапно дернулся лицом: и она с ужасом увидела, как он безымянным и указательным пальцами одной руки ломает карандаш.

Раздался хруст, и он вроде как очнулся. Провел рукой по безупречной — волосок к волоску, прическе, отбросил остатки карандаша, без единого слова собрал мольберт и вышел. Хлопнула дверь, повернулся ключ в замочной скважине.

Она резко выдохнула и осела, внезапно ослабев от собственной смелости, на топчан, покрытый тряпьем и служивший ей кроватью.

Андрей

Звонок раздался на следующий день около шести вечера.

— Да! — рявкнул он раздраженно.

И вдруг изменился в лице. Поймал испуганный взгляд Маши и мрачно кивнул:

— Хорошо, мы выезжаем, — потом бросил трубку. Сказал громко — Маше ли, коллегам? Или просто окружающему миру: — Твою мать! — затем пояснил уже больше для Маши: — Новый труп. По всему — наш парниша. Поехали! — А сердце дрогнуло «Господи! Пусть это снова будет не она!» Но понимал, что шансов на то, что это не Света, уже не осталось.

* * *