Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин

Более того, через неделю после начала работы комиссии по инициативе Степашина в КГБ было проведено совещание руководящего состава, на котором присутствовали и бывшие, и еще не назначенные руководители управлений. На совещании, естественно, были и В. Иваненко и В. Бакатин. О чем в тот день говорил Степашин? Он говорил о том, что в последующем повторял не раз. Органы госбезопасности были, есть и будут. Новая российская власть не допустит ни желаемых некоторыми люстраций, ни разгона, ни предвзятого отношения к офицерам КГБ.

Это было первое совещание после августа, на котором обсуждались уже практические задачи КГБ.

И Иваненко, и Степашин понимали, что нарастающие процессы требуют не просто приведения в чувство растерянных людей, но и мобилизации их на работу. А для этого надо было восстановить психологическую устойчивость личного состава. Все предпосылки для этого были.

В самый критический период многие подразделения работали в экстремальном режиме, выполняя свои ПРЯМЫЕ обязанности. Пока Москва жила тревогами и ожиданиями, сотрудники Управления по борьбе с организованной преступностью вместе с коллегами пяти республиканских КГБ блестяще завершили операцию «Карусель», осуществив контролируемую поставку около тонны героина, который был изъят на наших западных границах. Тысячи людей были задействованы для пресечения контрабанды. Стройная и жесткая система сработала отлично. И героин был изъят, и вся цепочка курьеров и посредников выявлена. Система! И такую систему рушить?!

И Иваненко, и Степашин понимали и другое. Три роковых дня дали мощный импульс для работы западных резидентур, которые уже не таились, не скрывали своих планов, а искренне злорадствовали по поводу грянувших перемен в КГБ. Западные эксперты предлагали свои услуги политическому руководству России, резидентура США, разгромленная Вторым главком КГБ СССР в середине восьмидесятых, расправила плечи.

В Москву прибыл Владимир Буковский, который встретился с Вадимом Бакатиным. Как надо было унизиться, чтобы руководителю спецслужбы СССР выслушивать советы бывшего террориста! Снова на горизонте появилась фигура Олега Калугина. Этот-то знал, как сводить счеты со своим бывшим руководством. Всерьез поговаривали о том, что он может вернуться в строй… Тогда держись контора!

Совещания совещаниями, но официальная точка зрения, пусть даже высказанная председателем комиссии Степашиным, энтузиазма не прибавила. В стране, да и в конторе перестали верить официальным заявлениям. Как правило, все они оказывались ложными. Случалось с точностью до наоборот. Говорят, не будет повышения цен — ан нет! Говорят, что не будет обмена денег — держи карман шире. Говорят, не будет дождя — бери зонт.

Самым надежным флюгером были слухи. К ним прислушивались, их анализировали. Гонцы из разных управлений под разными предлогами заглядывали в приемную Степашина, который к тому же и жил в комнате отдыха своего кабинета. Офицеры приемной охотно, но санкционированно, делились всей информацией. Впрочем, и секретов-то никаких особых не было. И так все знали о участии или неучастии тех или иных лиц в событиях. А потому и предугадать их судьбу было несложно. Всех волновало другое — что будет с КГБ? Из приемной Степашина опера уходили с затеплившейся искрой надежды — контора выживет.

Ночуя в здании на Лубянке, Степашин там же обедал и, естественно, ужинал. Подавали ему официантки, которые пережили многих руководителей. Естественно, что, общаясь с ними, председатель комиссии постигал и иную, теневую для большинства жизнь КГБ. И в этих разговорах он частенько «проговаривался», делясь то планами, то намерениями. Он знал, что сарафанное радио — самое надежное для распространения информации. И она уходила, передаваясь из уст в уста…

У председателя комиссии сложились рабочие отношения с помощником В. Крючкова Сергеем Дьяковым — доктором наук, профессором, который помог Степашину разобраться в отдельных деталях; с начальником инспекции Игорем Межаковым, знающим ситуацию на местах.

Комиссии важно было разобраться не только в том, кто виноват, но и почему это случилось. Почему система, верой и правдой служившая государству (а точнее, ее направляющему органу — КПСС), оказалась по другую сторону баррикад.

Во время работы комиссии из здания были удалены все посторонние, в первую очередь журналисты. Корреспондент газеты «Московские новости» Евгения Альбац взвизгнула и обмякла, навсегда затаив обиду и на Степашина, и на Лубянку, и на многих с ними связанных. Впрочем, свою щепотку славы она получила, собрав не без помощи отдельных «чекистов» досье на многое и многих в тот период.