Перед входом в Чечню даже боевые генералы были убеждены, что чеченцы не умеют пользоваться боевой техникой, а боеготовность ниже ватерлинии. Но их гранатометы жгут и жгут наши машины…
Десятки самолетов были готовы к выполнению дудаевского плана «Лассо». Суть его сводилась к нанесению бомбовых ударов по российским городам с аэродрома «Северный». Но с декабря подбитыми птицами застыли самолеты на взлетном поле аэродрома «Северный». Если бы их не уничтожила российская авиация, война шла бы не только на земле. Даже тонна взрывчатки, брошенная с борта учебного самолета, — не «фунт лиха».
Политики изучали Кавказ по карским шашлыкам да сухим винам.
Все смешалось. Вчерашние друзья стреляют друг в друга. В этой фантасмагорической мешанине вчерашние враги стали плечом к плечу и сомкнули ряды, забыв обиды и оскорбления.
Но как бы то ни было, бойцы шли вперед, разрывая криком «Ура!» свои глотки, твердо веря, что будет взят этот проклятый дворец, и тогда…
Для Степашина, для военных, решавших боевую задачу, было ясно, что шла речь о престиже страны, которая почти в одиночку одолела фашизм, но через пятьдесят лет после Победы оказалась беззащитной перед доморощенным криминальным режимом собственного суверенного разлива. Болезнь уходила вглубь. Ее метастазы распространялись по всей России, угрожая и целостности государства, и безопасности ее граждан. И если вчера надо было сломать хребет кучке фанатиков, поставивших свой народ на грань катастрофы, то сегодня пришлось воевать по полной программе. Ну а воюя, вели себя, ломая этот хребет, как слоны в посудной лавке. И не было вины в том, что летчики не могли разрушить махину дворца ракетой с первого раза. Строили-то свои. И на века. И не было вины в том, что в бой шли пацаны. Где было взять опытных бойцов? Процесс разрушения армии и спецслужб принял необратимый характер, ветераны ушли. А молодое поколение, как стало ясно в середине девяностых, нынче выбирает «Пепси». Но, что бы ни говорили, слепые щенки первого года службы уже на третий день боев приобретали качества солдата. Как тогда, в сорок первом, когда, как и теперь, отступать было некуда.
И проблевавшись от вида первого в своей жизни трупа, они стискивали зубы, а их генетическая память, заложенная отцами, выдавала код.
Находясь в эпицентре событий, Степашин так и не мог понять, почему наши артиллеристы, наши летчики не могут завалить громадину дудаевского пристанища. Впоследствии на этот вопрос не могли ответить и специалисты-промышленники, прибывшие туда вместе с Олегом Сосковцом, разрабатывавшие высокоточное вооружение. Обходя оставшиеся руины, они качали головами, так и не открыв загадку, почему на учениях бомбы ложились точно в пятачок, а сейчас развалили все вокруг, но так и не попали в цель.
В начале января Дудаев пошел на крайний шаг — из тюрем было выпущены все уголовники, пожелавшие воевать против русских. Вместе с ними на поле брани пришли и тюремные нравы. Они не щадили никого, в том числе и своих. Группа украинских националистов, воевавшая на стороне Дудаева, попытавшаяся уйти из Грозного, была расстреляна без суда и следствия.
Кольцо сжималось. Отчаяние нередко охватывало даже самых преданных Дудаеву людей. Руководитель ДГБ С. Гелисханов начал сепаратные переговоры с руководством российской контрразведки о возможности перехода вместе с двумя батальонами на сторону федералов. Вспоминая о тех днях, Масхадов рассказывал, что в бункере все чувствовали себя обреченными. Они могли надеяться только на чудо. И эти чудеса периодически происходили.
Команды, отдаваемые военным, чередовались с удивительным постоянством. «Вперед! Стоять! Вперед! Стоять!»
Москва вела непонятную игру. Каждая остановка, каждая передышка для боевиков были бальзамом на раны. Сквозь неплотные позиции федеральных войск во дворец подвозилось вооружение, боеприпасы, доставлялась развединформация, из дворца выносились раненые. Нередко коридоры создавались для прибывших в Грозный депутатов. Они, потрясая мандатами, мотались через линию огня, внося коррективы в ход сражения.
Из беседы с бойцом ВДВ в/ч 41450
— Было это после того, как мы взяли три здания 3 января 1995 г. К нам пришли парламентеры, их было 7 человек, и представились. Представился депутат Сергей Адамович Ковалев, с ним еще 2 депутата, фамилии я не помню, 2 служителя христианской церкви, подполковник — пленный начальник штаба полка и чеченец с ними. Пришли они к нам с предложением сдаться. Аргументировали они тем, что мы находимся в окружении, находимся одни.