– Пьямбо, – сказала она, – я так рада, что вы пришли. Тысяча извинений, но… – Несколько мгновений тишины, затем приглушенное рыдание.
– Не стоит извиняться. Я стал понимать гораздо больше после встречи с вашим мужем.
– Вы с ним встречались? – В ее голосе послышались тревожные нотки.
– О, да. Он, похоже, довольно необузданный тип. Что-то его мучит, хотя в точности я не могу сказать что.
– Из-за его извращенной одержимости умирают люди.
Я подумал – не рассказать ли о Шенце, но потом решил, что ей и так хватает горя.
– Я никому не сказал, что еду сюда, – сообщил я ей. – Ему известно об этом месте? Оно кажется таким идеально уединенным.
– Я всегда пыталась сохранить существование этого дома в тайне. Даже в те времена, когда я еще давала представления, я пользовалась им как убежищем, когда публика начинала слишком уж мною интересоваться.
– Я приехал сюда, чтобы закончить портрет.
– Вы сняли у меня камень с сердца. Поскольку в наших занятиях был перерыв, я подумала, может быть, вам понадобится несколько дополнительных дней?
– Я представлю вам портрет ровно через неделю. А вы мне скажете, насколько я удалился от оригинала, и заплатите соответственно. После этого, миссис Шарбук, мы расстанемся, и я снова стану хозяином своей жизни.
Она рассмеялась.
– Отлично. И вы думаете, что добьетесь успеха?
– Сейчас одно только завершение заказа можно считать успехом.
– У вас есть еще вопросы ко мне?
– Зачем вам столько портретов, написанных столькими художниками?
– На что вы намекаете, Пьямбо?
– Я пришел в ваш дом на последнюю назначенную встречу. На мой стук никто не ответил. Дверь была открыта. Я вошел и осмотрел дом.
– И заглянули на чердак.
– Я знал не одного из этих художников. Странное совпадение. Многие из них плохо кончили.
– Художники – народ весьма чувствительный. Мне хочется знать, какой видит меня мир, хотя меня невозможно увидеть. По-видимому, я сколько-то времени была каждой из женщин, изображенных художниками, – но только на их полотнах. Почему я предлагаю так много денег, если портретист добьется точного подобия? Чтобы он всерьез задумался о предмете своей работы, обо мне. Но еще важнее вот что. Я думаю, что если найдется человек, который сумеет связать мой тайный облик с моей личностью, моим разумом, моим опытом, моими словами, то, значит, для меня пришло время уничтожить ширму и выйти в мир.
– Почему же только в этом случае?
– В мире, которым управляют мужчины, внешность женщины важнее ее внутреннего содержания. Женщин оценивают глазами, а не ушами. Вот почему публика всегда была очарована мною и даже немного меня побаивалась. Я достигла огромной власти как женщина просто потому, что оставалась невидима, но в то же время обладала тем, чего желают мужчины, – знаниями об их судьбе, их будущем. Я не выйду в мир, пока моя внешняя форма и внутренняя сущность не будут восприниматься как единое целое, пока они не станут равны друг другу. Вот я и жду, устраивая время от времени проверку: нанимаю художника, и он показывает мне то, что видит.
Судя но голосу, миссис Шарбук не сомневалась в своей правоте, но я, как ни старался, не мог уловить сути ее слов.
– Интересно. Я вас понимаю, – солгал я.
– Что-нибудь еще?
– Мне больше ничего не приходит в голову, но, поскольку это наша последняя встреча, расскажите мне что-нибудь. То, что хотите
Несколько мгновений в комнате стояла тишина, нарушаемая только позвякиванием колокольчика. Наконец миссис Шарбук сказала:
– Хорошо. Я расскажу еще одну историю. Эта история не обо мне – она из книги сказок, которую я читала и любила в детстве, когда жила в горах и изучала язык снега.
ЗАКАДЫЧНЫЙ ПРИЯТЕЛЬ
– Кажется, это была австрийская сказка, и называлась она «Закадычный приятель». Но она с таким же успехом могла быть и турецкой. Меня она очаровывала и радовала гораздо больше, чем «Красная Шапочка» или «Волшебная лампа Аладдина». Речь там шла об ужасающем одиночестве, по этой причине сказка словно помогала мне, и я снова и снова перечитывала ее.
В одном иностранном городе жил да был некий молодой человек по имени По, и мечтал он стать знаменитым певцом. И хотя днями он работал продавцом в лавочке, торговавшей зеркалами, вечера он проводил в кафе, слушая своих любимых исполнителей. Если уж говорить откровенно, голос его был не очень хорош, да и слух – так себе. Но он больше всего в жизни мечтал оказаться на сцене и завоевать восхищение множества людей.
Он бы так и состарился, убежденный, что смог бы стать великим певцом, представься только случай, но произошло нечто неожиданное, перевернувшее его жизнь. Разразилась война, и всех молодых людей забрали в армию. После сурового начального обучения его послали на фронт, в негостеприимный край, скалистый и засушливый, приписали к роте и выдали оружие. Правительство из-за войны находилось в затруднительном положении, а потому ему вместо ружья выдали старый ржавый меч.