Портрет моего мужа

Он говорил спокойно, отстраненно даже.

– А если и нет, то вряд ли у тебя получится вновь получить цветок клалии. Дары богов случаются лишь единожды.

– И…

– Он может храниться годами… столетиями… ты можешь его продать и получить золото. Много золота.

– У меня уже есть много золота.

Мне вспомнился сундучок, набитый монетами. Зачем я их собирала? И ведь никто не остановил, не объяснил, насколько это глупо. Те же камни, которые я завернула в носовой платок, стоили куда больше.

– Или еще можешь оказать услугу… попросить… думаю, что угодно попросить. И получить. Чего ты хочешь?

Если бы я знала сама.

Свободы?

Пожалуй, мне даже дадут ее. Позволят поселиться где-нибудь в тихом городишке, где я буду притворяться обычной вдовой. Начну вязать или вот освою, наконец, коклюшки. Буду разводить сурфинии и варить варенье из зеленого крыжовника. Ходить на рынок, собирать сплетни. И не думать о прошлом.

…пока не сойду с ума от тоски.

– Или… ты можешь оставить себе, – Йонас смотрел, выжидая. – Жизнь, она странная штука. Когда-нибудь ты пожалеешь, что лишила себя… или кого-то еще шанса. Он ведь и вправду способен изгнать почти любую болезнь. Излечить смертельную рану. Спасти от яда или…

– Возьми.

– Я ведь даже не уверен, осталась ли в ней душа. И сохранился ли разум…

– Возьми, – я встала и подошла к постели. – Что надо делать?

– Нужна твоя кровь.

…в блоке целителей не так сложно отыскать скальпель. А боли я не боюсь. Порезанный палец, это ведь мелочь. Клалия впитывает кровь, много крови, и становится будто бы ярче.

– А теперь, если ты не передумала, просто приложи к губам, только…

…щепетильные ныне пошли некроманты. А пожалеть… все мы о чем-нибудь да жалеем.

Может ли случиться так, что через пару лет я сама заболею? Или Корн? Или… мои пока несуществующие дети? Кто-то другой, несомненно, важный для меня?

Может.

…буду ли я тогда жалеть, что отдала их жизнь девочке, которую толком-то и не знала?

Буду.

Как буду жалеть, если поддамся своему страху перед будущим.

Поле качнулось под моей рукой, рассыпаясь ворохом искр. Скоро прибежит Ганц и станет ругаться, вон, его машины уже стрекочут, возмущаясь моим вмешательством. Я же касаюсь влажноватой белой кожи. И кладу тонкую веточку, пропитанную кровью, на губы.

Отступаю.

Сажусь на пол и смотрю, ожидая чуда. А его не происходит… то есть веточка вдруг рассыпается пеплом, и Рута вдыхает этот пепел. А потом в комнате появляется Ганц.

– Я же просил не трогать! – сейчас, во гневе, его акцент особенно ярок. – Я же просил… что вы…

Аппараты стрекочут.

А нас выставляют вон и, подозреваю, в ближайшие дни не пустят.

– Спасибо, – говорит мальчишка и добавляет. – Я не забуду. Для таких как я… долг крови – это уже много.

– Я не ради долга.

– Знаю.

– Кто убил Сауле?

– Почему ты думаешь, что мне это известно? – он шел, слегка ссутулившись, и ступал осторожно, будто не до конца доверяя полу. Я тоже присмотрелась.

Гладкий камень, испещренный сложным узором, который на первый взгляд казался совершенно абстрактным. Но вот руны… россыпью руны… и подозреваю, стоит пожелать хозяевам, они вспыхнут негасимым огнем, превратив чужака в пепел.

Или… еще что-нибудь сделают.

– Ты некромант. Пойдем. Я знаю одно отличное место.

На башне Йонасу понравилось.

Он сделал глубокий вдох и, подойдя к самому краю, раскинул руки, так и замер. Солнце, пробившись сквозь редкие тучи, подсветило его нескладную фигуру. Вспыхнул вокруг волос бледный ореол, а кожа будто бы сделалась прозрачной.

Он стоял и дышал.

Просто дышал.

Закрыв глаза, забыв, кажется, и о месте, в котором находился, и обо мне, и обо всем сразу. Я не мешала. Я… тоже смотрела. И в очередной раз думала, что мне делать дальше.

Стоило бы поговорить с Корном.

У него наверняка есть предложение, но… я раз за разом откладывала этот разговор. Почему? Из-за страха ли, что смутные мои догадки подтвердятся? Одно дело предполагать, что ты была фигурой в чужой игре, и совсем другое знать наверняка. А я ведь спрошу.

И он ответит.

Врать не станет, хотя на этот раз я бы согласилась и на ложь, но…

…а потом он объяснит мне, как жить дальше. И я соглашусь, быть может, поторгуюсь, слегка покапризничаю, потому что от меня ждут капризов и торгов, но в целом, глобально… нет уж, лучше смотреть на берег, море и скалы.

– Мар, – произнес мальчишка, делая шаг назад. – Она не сдержалась… ей приходилось тяжело, но злость мешала. Она обозвала его ублюдком. Сказала, что совсем скоро его задержат, что… даже если отец выберется, она потребует экспертизы. А любой анализ на крови покажет, что отец не имеет право наследовать. Но дело, полагаю, не в деньгах…

…а в том, что Мар не потерпел бы насмешек.

Он считал себя лучше других.

Умнее.

Сильнее.

И талантливей.

И вот допустить, чтобы все вокруг узнали, что Мар – ублюдок? Это ведь не просто потеря статуса, это… смех?

Пожалуй, что так.

– Он был со мной. С самого начала… он пришел на ужин. Он ушел со мной… мы…

– Направились в мою комнату, верно?

Я кивнула.

– И он показал тебе рисунки.

– У тебя талант.