– Нет-нет, что вы! – запротестовал Каретин. – Тут дело совсем в другом: в метаморфозах, в необратимом изменении личности. Это с каждым может случиться. Представьте, что в наш город приехал некий московский генерал, познакомился с вами, присвоил вам звание полковника и назначил начальником городского УВД. Через неделю вы освоитесь на новом месте, а через две – начнете кулаком по столу стучать и требовать от подчиненных выполнения плана. Еще через месяц вы превратитесь в другого человека. Внешне вы останетесь тем же молодым оперативником, а в душе уже будете зачерствелым бюрократом. Вот это превращение лихого сыщика в презирающего всех и каждого полковника и есть метаморфоза. Хотите, расскажу, как получилось с Луизой? В первый раз ее пригласили позировать в начальной школе для плаката к Дню знаний. Потом ее приметил Осмоловский, пригласил к себе в студию, там она стала его любимой моделью. Бунт Луизы со сменой имени был следствием обработки ее Осмоловским. Он ежедневно внушал ей, что она – мечта любого художника, самая совершенная модель на свете. Мы не успели глазом моргнуть, как Луиза перепрыгнула процесс нормального взросления и превратилась из девочки-подростка в многоопытную девушку. Мне лично она заявила: «Папа, что ты понимаешь в жизни!» Это в четырнадцать лет она мне так сказала, и я не мог ей возразить, потому что понимал: мне в житейском плане учить ее уже нечему. Она фактически ушла из семьи и стала жить своей жизнью, к которой близко никого не подпускала. Любая критика «Возрождения» была у нас под запретом. Стоило мне заикнуться об Осмоловском, как Луиза впадала в истерику: «Если он меня бросит, ты сломаешь мне жизнь!» Она была уверена, что Осмоловский возведет ее на пьедестал и она станет самой известной натурщицей в стране.
– Так-так, – постучал я кончиками пальцев по столу. – Жена стала зарабатывать больше мужа, дочь отдалилась. Ваш уход из семьи понятен и вопросов не вызывает. Но есть один момент, который я хотел бы прояснить: почему вы оставили свои книги в бывшей семье?
– О, это поучительная история! – оживился Каретин. – Когда я уходил, я забрал с собой все только самое необходимое, а за остальным решил прийти позже. Ольга мне сказала: «Забирай что хочешь, а что не заберешь, будет тебя дожидаться». Прошел буквально месяц, и она переменила свое решение и запретила мне даже появляться на пороге дома. Если будете разводиться, то мой вам совет: не оставляйте бывшей жене ничего. Пока есть возможность, все из дома уносите, иначе потом поздно будет. Хотите знать почему? Потому что у женщин семь пятниц на неделе: сегодня она вам все отдаст, а завтра из-за старых дырявых носков в глотку вцепится.
– На похоронах вы все время были рядом с супругой, ни на шаг от нее не отходили. А теперь утверждаете, что после развода она вас возненавидела?
– А что нам было делать? Похороны не то место, где вспоминают старые обиды. Мы живем под прицелом сотен глаз и обязаны соблюдать предписанные обществом приличия.
– У вашей бывшей супруги есть новый избранник?
– Встречается с кем-то. Я в ее жизнь не лезу, мне это неинтересно.
– Какие отношения были между вашей дочерью и Осмоловским? Я имею в виду…
– Я понял. Луиза спала с ним – это однозначно. Другое дело, с какой поры? Мне кажется, как он начал ее обнаженной рисовать, так между ними все и случилось.
– Я слышал противоположное мнение: художники со своими натурщицами не спят.
– С профессиональными натурщицами, наверное, нет, а с начинающими модельками отчего бы и не попробовать? Осмоловский создал Луизу как модель и имел на нее все права: и как художник, и как мужчина. Звучит дико, но это так.
Я задумался, пытаясь понять, стоит ли мне всерьез начать разрабатывать Осмоловского или нет. Каретин мою задумчивость истолковал по-своему.
– Ради бога, не подумайте, что я пытаюсь оговорить Осмоловского, – начал он оправдываться. – Я уверен, что никакого насилия по отношению к моей дочери он не применял, не соблазнял ее и не запугивал отчислением из студии. Наверное, он просто сказал: «Тебе надо раскрепоститься, ты вся зажата, и твоя скованность переходит на холст. Если хочешь выглядеть на картине так, чтобы у мужчин сердце замирало, – шагни в новую жизнь». Я думаю, что Луиза восприняла начало половой жизни как необходимый этап в становлении натурщицы, а не как акт принуждения.
Я решил отложить Осмоловского на потом и вернуться к Луизе.
– Как вы думаете, у вашей дочери были враги? Вы никого не подозреваете в ее убийстве?
– Ничем не могу помочь! Я в последние годы с Луизой не общался. О ее друзьях или врагах ничего не могу сказать. Я даже не знаю, кто был у них в гостях в тот роковой день. Поймите меня правильно: я ведь обычный человек, и после рождения сына Луиза из любимой дочери превратилась для меня в чужую девочку.
Я достал фотографию кортика, которым была убита Луиза.