– Что тебя с Бирюковым мир не берет? – раздраженно спросил он. – Зачем ты его племянницу вызвал?
– Я подозреваю ее в убийстве Каретиной, – серьезно ответил я.
– Чего? – вытаращил глаза Малышев.
– Шучу! – успокоил начальника я. – Она присутствовала на вечеринке у Каретиной. Я допросил Лапшину как свидетеля, не более того.
– Андрей, если еще раз мне Бирюков на тебя пожалуется, я вам обоим по выговору дам. Я не позволю у себя в отделе базарные склоки разводить. Ты меня понял?
Я заверил Малышева, что более понятливого подчиненного у него не будет до конца карьеры, и ушел заниматься своими делами.
Вечером по дороге домой меня осенило:
«У «Папиного мира» была давка, и в ней вся суть! Как я раньше не догадался! Преступнику не обязательно было бить в грудь Каретиной с размаху. Он мог вообще не замахиваться. Чтобы пронзить Луизу одним движением, преступнику надо было приставить кортик к груди спящей девушки и всем телом надавить на него. Каретина, одурманенная морфием, была в бесчувственном состоянии: ничего не слышала, на внешние раздражители не реагировала. Убийца мог аккуратно развернуть ее на спину, поставить острие лезвия между ребер напротив сердца, сложить обе руки на рукоятку и вдавить кортик в Луизу, как гвоздь в кусок пластилина. Точно таким же движением – ладонь на ладонь, резкий толчок вниз – предписывается делать искусственное дыхание. Кто-то из гостей не стал мудрить с молодецким ударом, и, надо признаться, получилось у него безупречно: крови – минимум, шума – никакого. Кто мог быть убийцей? Да хоть кто! Любой из гостей обладает достаточной массой, чтобы короткое лезвие беспрепятственно прошло между ребер потерпевшей и пронзило сердце».
На другой день, забросив все дела, я поехал в морг. Заведующий бюро судебно-медицинских экспертиз профессор Кишиневский принял меня как хорошего знакомого.
– Зачем приехал? – вместо приветствия спросил он.
– Мне нужен биоманекен.
– Бери! – ответил Кишиневский таким будничным тоном, словно биоманекен, он же бесхозный труп, лежал у него в кабинете где-нибудь возле книжного шкафа.
– К кому мне обратиться?
– К Корнею Петровичу.
Старшего санитара Савельева я нашел в прозекторской. Он с напарником перекусывал после вскрытия очередного трупа.
– Корней Петрович, мне нужен биоманекен, – сказал я. – Кишиневский разрешил.
– Кто нужен, мужчина или женщина? – уточнил Савельев.
– Женщина.
– Молодая или старая?
– Молодая.
– Пошли!
Мы спустились в подвал. Савельев выкатил на каталке из холодильника тело дряхлого старика.
– Мне женщина нужна! – напомнил я.
– Других нет, – ответил санитар. – Не нравится старик – приходи в другой раз, а сейчас у нас больше никого нет.
– Зачем же ты спрашивал, кто мне нужен?
– Просто так, для интереса.
– Ну ладно, старик так старик, – согласился я. – Мне еще для эксперимента нож нужен.
Санитар вытер рукавом мясистые губы, хмыкнул, обернулся на шум шагов. В подвал спустился его напарник Рязанов.
– Посмотри, какой фраер к нам пришел! – показал на меня Савельев. – Он труп резать собрался, а ножичек с собой не принес.
Рязанов подошел к каталке, посмотрел на тело.
– Мой клиент! – обрадованно сказал он. – Андрей, ты его резать собрался? У меня есть пара ножей, сейчас принесу.
– Кортика или стилета нет? – спросил я.
– Кортика? – Санитары переглянулись. – Ты на кого намекаешь? На девчонку, которую на вечеринке закололи?
Я кивнул: «На нее, на Каретину».
– Красивая девушка, – сказал Рязанов. – Она даже в гробу привлекательно выглядела…
– Погоди, – остановил напарника Савельев. – Давайте о деле поговорим, а то до обеда осталось совсем ничего. Ты что собрался делать? Следственный эксперимент проводить? Тебе точно старик подойдет?
– Не старик он! – возразил Рязанов. – Доктор сказал, что ему от силы лет сорок пять.
– Не похоже что-то, – усомнился я.
– Жизнь у покойничка была невеселая, вот он и состарился до срока. Этот мужик – бродяга, в теплотрассе жил, ел скудно, спал мало, пил много, печень и почки еще в прошлом веке загубил… О, сейчас прикол расскажу! Помер он от того, что не опохмелился, когда его ломать начало. Для бродяг спиртное – топливо жизни. Этот клиент вовремя в топку дров не подбросил – сердце и встало. Вот как бывает, когда за своим здоровьем не следишь!
– Покойничек когда-то на флоте служил, – заметил Савельев. – На руке якорь татуирован, но это все лирика. Давайте к делу! Ты что хотел проверить?
Я объяснил, как, без замаха, могли убить Луизу.
– Тут и проверять нечего! – сказал Рязанов. – Кортик войдет в тело, как шило в мешок с овечьей шерстью. Я, конечно, могу, за ножом сходить, но резать клиента незачем.
– Все-таки давайте кое-что проверим, – я стоял на своем.
Рязанов сходил наверх, принес красивую финку с наборной ручкой.
– Не жалко? – спросил я.
– Вещдок! – засмеялся санитар. – Завтра в прокуратуру отдавать.
Я подошел к каталке. Савельев, не дожидаясь начала следственного эксперимента, достал из нагрудного кармашка толстый фломастер, нарисовал на груди старика две окружности.
– Помнится, так у Каретиной было. Будешь резать, учти: это ее груди, они выступают над телом.