Портрет предателя (СИ)

— А сможешь вырезать вот такой рисунок?

Паренек взъерошил светло-русые вихры и внимательно посмотрел на картинку.

— Конечно. Проще простого, — ответил он.

***

Они поднялись на второй этаж. Лукас протянул Доминике гладко оструганную дощечку, а она для начала выбрала из вороха листовок картинку попроще — женскую туфельку с рекламой борделя. Окунув перо в чернильницу, она быстро и ловко обвела тушью рисунок и текст, а затем, пока краска еще не высохла, наложила листовку на деревяшку, и осторожно пригладила рукой. Когда Доминика убрала бумагу, то на доске остался четкий зеркальный отпечаток.

— Отлично получилось! — одобрил паренек. — Дайте мне два часа!

Лукас принялся за работу. Вначале острым ножом он аккуратно обрезал линии рисунка с обеих сторон, оставив сам штрих нетронутым, а затем стамеской выбрал фон на небольшую глубину так, что на дощечке остались только рельефы.

Через пару часов пластинка с выпуклой картинкой и буквами была готова. Доминика смазала ее тушью, прокатив по ней малярный валик, а затем приложила дощечку к чистому листу. На бумаге осталось четкое изображение туфельки и рекламного слогана. Доминика радостно захлопала в ладоши: теперь она могла напечатать целую кучу листовок!

***

Доминика наняла мальчишку в качестве помощника. Мамаша Лукреция была только рада, что Лукас наконец-то при деле, и гордо хвасталась посетителям таверны, что ее племянник не какой-то там лоботряс, а самый что ни на есть настоящий художник.

Для каждой листовки, плаката и портрета Лукас и Доминика подготовили по деревянной табличке с соответствующим изображением. После этого дело пошло на лад. Достаточно было намазать рельеф тушью, прижать его к бумаге — и оттиск был готов. Лукас штамповал листовки сотнями в день. Даже портреты девиц, напечатанные таким способом, получались четкими и красивыми. Доминика раскрашивала черно-белые картинки быстрыми мазками — красные губы, розовые щеки, разноцветные волосы и глаза — и сшивала в альбомы, которые затем рассылались богатым клиентам. Со временем она научила Лукаса смешивать краски, и тот с радостью принялся ей помогать. Ему это нравилось гораздо больше, чем колоть дрова и таскать воду, а кроме того, Доминика отдавала ему часть своей выручки.

Нельзя сказать, что Дюбон страдал от нехватки художников, но большинство из них были самоучками с довольно примитивной техникой рисования. А маститые живописцы считали рекламу борделя ниже своего достоинства, либо требовали баснословные гонорары. А Доминика денег просила немного, рисовала быстро, а самое главное — передавала черты лица с поразительным сходством, не забывая при этом подчеркнуть достоинства и скрыть недостатки. Красивые картинки заинтересовали некоторых посетителей борделя, и они даже заказали Доминике свои портреты.

Дела в «Красной туфельке» значительно оживились. Клиенты, привлеченные листовками, приходили посмотреть на заведение и оставались довольны его услугами, а совершенно новая опция «куртизанка по вызову» стала пользоваться в Дюбоне бешеной популярностью. Юбер и Моран буквально купались в золоте и уже начинали подумывать о расширении предприятия. Доминике тоже кое-что перепало, и вскоре она съехала от Мамаши Лукреции, арендовала небольшую квартирку в более приличном районе и наняла прислугу.

46. Тюрьма

Маленькие ножки легко сбегают по ступеням внутреннего двора. Воздушное платье невесомо развевается вокруг стройной фигурки. Зеленые глаза дерзко сверкают на прелестном личике.

Он смотрит в них и понимает, что пропал…

Обжигающий холод пронзил его тело, безжалостно вырывая из небытия. Зигурд резко открыл глаза, жадно хватая воздух ртом. Руки были прикованы к свисающей с потолка перекладине, по голове и плечам ледяными потоками струилась вода.

Перед ним стоял тюремщик с пустым ведром.

— Очнись, мразь, мы с тобой еще не закончили! — гнусно осклабился он и размахнулся.

Резкий удар под дых выбил воздух из легких. Зигурд судорожно вдохнул, грудь пронзила слепящая боль.

— Получи, хейдеронский выродок!

Кулаки с глухим стуком врезались в голову, в ребра, в живот, кандалы яростно впивались в запястья, вывернутые руки нестерпимо болели. Удар сыпался за ударом, выбивая искры из глаз, отдаваясь гулом в ушах, наполняя рот едким привкусом крови.

— Хватит, а то прикончишь его раньше времени! — наконец лениво бросил второй тюремщик своему приятелю.

— Будь моя воля, живым бы он отсюда не вышел, — процедил тот.

— А он и не выйдет.

Охранник еще пару раз врезал Зигурду по ребрам, затем сплюнул сквозь зубы и отошел. Тело безвольно повисло на цепях.

В коридоре послышались шаги, лязгнула дверь. Зигурд с трудом поднял голову. В камеру вошел дознаватель Синестро и двое стражников, а с ними был узник. Худой, осунувшийся, лысый обтянутый кожей череп.

Майор Бергманн!

Тот в свою очередь узнал Зигурда и свирепо уставился на него, искривив рот в злобном оскале.

— Кернхард! Урод! Падаль! Это ты во всем виноват! Ты предал нас, сучий выродок!..

— Заткнись! — перебил его Синестро. — Ты можешь рассказать что-нибудь внятное? Кто это такой?