Портрет с одной неизвестной

Из бокового кармана выпал и завалился под стол мятый желтоватый листок. Кот мгновенно зацепил его лапой и, сделав пару кульбитов, стал возить по полу. «Нет, так дело не пойдет. Ты мне опять тут грязь разведешь», – подумал Павел. Добычу, захваченную английским пациентом, пришлось отобрать. Но рука его, потянувшаяся было к мусорной корзине, застыла в воздухе. Павел развернул бумагу. Листок оказался исписанным старообразным убористым почерком. Страничка была без начала. Строчки шли ровными рядами, буквы четкие, круглые, с росчерком. Пригляделся – ба-а-а! Да тут «яти», и текст по-итальянски имеется. Это еще откуда взялось? Вот чудеса. Кто бы это мог?.. Глаза пробегали строчку за строчкой, пока не уперлись в стоявшую в самом низу подпись. Изящная, не размашистая, и вместе с тем не без пафоса… Carl Brulloff.

Удивление ураганом пронеслось у Павла по лицу… чудеса продолжались.

Он присел на краешек дивана и углубился в чтение. Но все, о чем читалось, не задерживаясь, мгновенно вылетало из головы. Он понимал только одно – перед ним доказательство. Документ, подтверждающий его правоту! Все, что с ним случилось, – не фантазия, не бред больного воображения… ЭТО БЫЛО. БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

12. Письмо Мадейра, Фуншал, 1851 г.

Болезнь моя вынудила меня взять нового доктора, владеющего дивным секретом излечивать сердечные недуги, и уже три опыта, как мне сказывали, служат тому подтверждением. По прошествии четырех недель положение мое улучшилось. В подтверждение признательности моей доктору я предложил написать портрет маслом его молодой жены. Что же касаемо рода, в котором госпожа Элена Гомэш пожелала иметь картину, тут приключилась забавная история. Будучи большой поклонницей Востока, где она провела несколько лет, Элена пришла в восторг в ответ на мое шутливое предложение изобразить ее на манер одалиски. Два дня кряду в мастерскую мою в Quinta da Rosas по ее распоряжению сносили всякий восточный хлам, из которого я, устав противиться, отобрал два-три предмета.

Нынче портрет почти окончен, и я, не имея иной возможности рассказать тебе о результатах, представляю подробное его описание.

Вообрази себе обитательницу гарема, облокотившуюся на ложе из подушек и валиков, с черными локонами распущенных волос, облаченную в шальвары. Левой рукой она обнимает тонкой работы кальян, правая небрежно закинута за голову. Полная гладкая шея украшена смарагдовым ожерельем в виде двух переплетенных меж собою змей, ставшим чуть ли не причиною наших разногласий, расставаться с ним госпожа докторша наотрез отказалась. За окнами проглядывают покрытые дымкой горы Felice isola di Madeira, послужившие источником вдохновения для еще одной моей работы, о которой непременно тебе напишу, потому что ничья благосклонность не будет мне лестнее, чем твоя.

Прижимаю тебя к своему слишком часто бьющемуся сердцу, твой постоянный друг

Carl Brulloff.

13. На выставке Москва, август 20… г., офорт

Выставка, о которой говорила Милка, находилась в буквальном смысле на шишигином болоте. Каширское шоссе, четыре остановки на автобусе от метро, свернуть во дворы… Как житель центра, Лиза редко выбиралась в новые районы и, откровенно говоря, с большой неохотой. Метро знала плохо, так как работала в двадцати минутах ходьбы от дома. И думать было нечего добираться туда на гортранспорте – сгинешь. Прикинув, во что может встать поездка на такси, она тяжело вздохнула. Денег было, конечно, жалко, но… с другой стороны, как она на каблуках, с прической, нарядная потащится на край Москвы? Сомнения улетучились, и она продолжала наматывать круги по квартире, то добавляя к своему туалету какую-то деталь, то поправляя прическу, то меняя туфли на босоножки, то отхлебывая из бокальчика холодный коктейль. Звонок мобильного прервал затянувшиеся сборы. Трубка бодро сообщила, что «они с Любишем уже выехали и будут ждать ее в холле в семь часов». Потоптавшись напоследок у зеркала, Лиза поправила еще не совсем высохшие кудри и вышла из дома. Опоздав на полчаса, она с трудом протискивалась сквозь бурлящую толпу. Художники, критики, фотографы и прочие праздношатайки оживленно беседовали и смеялись. Было жарко, липко. Официальная часть мероприятия задерживалась. Едва различив в толпе Милку с каким-то бравым красавцем, почти что Marlboro-меном, правда, пожалуй, чересчур молоденьким, отчего про себя Лиза определила его как Marlboro Light, она начала плавно продвигаться в их сторону. Вдруг ряды посетителей пришли в движение. Всех пригласили в зал. Там, под светом вспышек, в окружении гостей стояла крупная, коротко стриженная женщина лет тридцати пяти, виновница торжества художница Наталья Ротс.