Портрет смерти. Холст, кровь

Мятый Генрих глупо улыбался и пытался погладить сестрицу по головке. Узрев меня, они прекратили выяснять отношения. Генрих потащился на лестницу. Проходя мимо меня, втянул носом воздух, одобрительно заурчал.

– О, детектив, рад, что нашему полку прибыло. Может, посидим, отметим это выдающееся событие?

Изабелла хотела подойти, потом засомневалась, всмотрелась в мою нетрезвую физиономию…

Мне было плевать. Летящей походкой я спустился в холл, выбрался на улицу. Белобрысый Ворген стоял на ступенях, смотрел на меня с застывшей смешинкой. Я изобразил затейливый жест правой рукой: что-то между «они не пройдут» и «пошел ты…», заструился по дорожке…

За воротами стояли машины, толпились люди. Бойкая гражданка через решетку донимала вопросами охранника, но тот был надут и никак не реагировал. Заметив постороннего (то есть меня), толпа пришла в движение, защелкали фотоаппараты.

Я вспомнил, что хотел пойти в другую сторону. Сделав знак, что я отнюдь не представитель по связям с общественностью, развернулся, заструился к северной ограде поместья. Ноги сами привели к изгибу дорожки, где вчера ночью мой затылок подвергся испытанию на прочность. Как раз вовремя. Если в этом закутке оставались следы преступления, то их благополучно удалил садовник. Он работал граблями, разравнивая гравий. А до этого прочистил траву в окрестностях поворота, подровнял окантовку дорожки. Обернулся, услышав мое возмущенное сопение. С каким бы наслаждением я врезал по этой угрюмой рыжей морде…

– Так-так, – сказал я, угрожающе приближаясь. – Заметаем следы, уважаемый Тынис? Напрасно. Мне и так известно, кто тут ночью порезвился…

Настроен я был решительно – садовник попятился, машинально выставил перед собой грабли…

Я опомнился, когда на Плата-дель-Торо засигналила машина. Послышались крики. Кто-то хотел проехать, но репортеры загородили ворота. С ситуацией справились, назойливых журналюг оттерли, заскрипели ворота, и машина въехала на территорию.

Я встал, не исполнив праведную месть. То ли трезветь начал, то ли вой машины сбил с настроя. Тынис сжимал свои грабли, полный решимости дать отпор. Я уложил бы его двумя ударами. А потом добил бы его же граблями. И вперед – что судья прописал…

– Ладно, приятель, мы с тобой еще потолкуем, – я развернулся и зашагал к дому. Репортеров от ворот отогнали. У крыльца остановился серебристый «Ситроен» с полицейской мигалкой. Распахнулась дверца, вывалился начпол Рикардо Конферо в щеголеватой форме. Поправил портупею, поднялся по ступеням, что-то бросил Воргену. Прежде чем войти, глубоко вздохнул и бегло перекрестился…

Когда я подобрался к крыльцу, Ворген еще не ушел. Он смотрел, не мигая, в одну точку. Сигарета догорела, плавился фильтр, но он был выше этого.

– Случилось что-то, Ворген? – спросил я.

Он вздрогнул, как-то потрясенно на меня уставился.

– Видимо, да, детектив. Прибыл полковник Конферо. Говорит, что за городом у реки Пуэро найден обгоревший труп Гуго Эндерса…

Знаем мы эти обгоревшие трупы… Но сердце бешено забилось, в голове опять рвались фугасы. Зачем я пил? Я кинулся в дом изгонять беса. Варвара спала, свернувшись под одеялом. Я засомневался, стоит ли ее будить? Стоит. Одна больная голова – хорошо, а две – лучше. Сбросив одежду, кинулся в ванную, встал под ледяной душ. Выл, извивался, но упорно стоял, пока не выгнал беса. Почистил зубы, надушился, кинулся надевать все самое чистое и лучшее.

– Вставай, детка, – тряс я пускающую пузыри Варвару. – Произошло событие, в корне меняющее наш статус. По мнению полковника Конферо, имеется труп Гуго Эндерса. Культурный мир понес невосполнимую утрату.

Когда мы вошли, исполненные достоинства, в гостиную, версия событий уже была озвучена. В гостиной царило гробовое молчание. Люди переваривали известие. Полковник стоял у окна с надутой миной. В комнате не было Эльвиры. Остальные были, даже маленький Марио. Люди сидели в креслах, на диване. Йоран Ворген мял сигарету, кусал губы. Генрих, относительно трезвый, менял мины, как клоун – видимо, неосознанно. Застыла истуканом Изабелла – трудно догадаться, о чем она думала. Кармен была тиха, как украинская ночь, сидела на диване, уткнув ладошки в острые коленки, поедала глазами Изабеллу. Габриэлла держала за руку Марио. Мальчик был нахмурен и, похоже, голоден – сосал конфету, похожую на чупа-чупс. Горничная со страхом шныряла глазами по присутствующим.

Все дружно повернули головы и уставились на нас с Варварой.

– Где Эльвира? – спросил я.

Изабелла расклеила губы, чтобы ответить, но ответил полковник Конферо:

– Эльвире стало плохо. Эльвира у себя. Не волнуйтесь, детектив, со мной приехал доктор Санчес, сейчас он помогает ей оправиться.

– Полковник, мы извиняемся за опоздание, – елейным голоском сказала Варвара. – Не могли бы вы ввести нас в курс?

– В окрестностях Мариньи найден обгоревший труп господина Эндерса, – сказал полковник.

– О, Господи, – громко и внятно произнесла Изабелла, и все удивленно на нее посмотрели.

– С чего вы взяли, что это труп господина Эндерса? – спросил я.